– То есть я ещё и думаю не так!
– Конечно. К твоим годам ума-то уже набраться надо. Нельзя быть безответственным пацаном всю жизнь.
– Ответственность иногда заключается в том, чтобы не брать на себя лишнюю ответственность. Как будто ты в моём возрасте не был!
– Когда я был в твоем возрасте, у меня уже был пятилетний ты!
– Ты торопишься жить, Виталик, – помолчав, добавил отец. – И именно из-за этого топчешься на месте. Плыть по течению не всегда плохо – если ты сам не в состоянии преодолеть какой-то этап, позволь течению сделать это за тебя.
– Ну не может же быть одного универсального шаблона для всех!
– Может. И ты всё равно к нему придёшь. И ни к чему изобретать велосипед, – он двинулся к дверям.
– А я всё-таки попробую.
Папа остановился и холодно быстро глянул на меня, сидящего на низком диване.
– Упрямство вообще хорошая вещь, но при отсутствии разума оно хуже любого безволия.
Он отвернулся. Скрипнула дверь. А я опять вытащил из-под стола свою сумку, снова сгрёб в неё всё со своей полки в шкафу и с письменного стола, надел куртку, впихнул под неё Пушиста, тихо вышел в прихожую и покинул квартиру.
Вода в Мойке, ещё не скованная льдом, под мостом закручивается водоворотами, которых я раньше здесь не замечал. Я сижу на перилах, упираясь ногами в чугунные завитушки. Медленно разжимаю ладонь, которая начала приклеиваться к ледяному металлу, несколько раз сжимаю кулак. Перчатки я не взял, и теперь холод проник до кости. Отпускаю вторую руку. Может какая-то часть суицидов происходит именно так – сидит чувак на мосту, на минуту ослабит хватку и всё. Кто-то замедляет шаг, проходя мимо меня. К решётке жмётся кот.
Руки реально замерзли. Я осторожно перекинул ноги через перила, спрыгнул на землю, отвязал поводок и поехал к Сашке.
– Квартиру, я так понял, ты решил ей оставить. Благородно, конечно. Но ты хоть скажи ей об этом.
Я фыркнул. Запрыгнувший мне на колени кот тоже фыркнул и высокомерно глянул на хозяина дома.
На самом деле, мне было совсем не смешно. Как несложно догадаться, теперь мы с Пушистом живём у Саши. Конечно, в его словах нет и намёка на то, что пора бы и честь знать, или упрёков, которыми меня и так уже облили с головы до ног. Просто он толкал меня хоть к какому-нибудь шагу.
– Я не могу, Сань. Я, правда, не могу.
Сказать о том, что надо разводиться и попросить съехать с квартиры. Вообще, увидеться с нею после почти двухнедельного исчезновения. Тут я упёрся в бетонную стену и от того, что иногда пытаюсь биться в неё головой, ничего не меняется.
– Что родители сказали насчёт развода?
– Много чего. Что я эгоист, что допрыгался и сам виноват, что она правильно сделала, когда меня на себе женила, потому что я сам бы на это никогда не пошёл, что закончу с триппером…
– Что, прям так и сказали? – присвистнул Сашка.
– Нет, но из контекста было ясно.
Тут Сашкин мобильник зашёлся бодрым писком «вайбера».
– Олька!
– Не буду вам мешать, – я поднялся со стула. Девушка Саши живет в Швейцарии, и, хотя они по несколько раз в год накатывают друг к другу в гости – благодаря им у меня в холодильнике не иссякает запас швейцарского сыра, – но все остальное время видят друг друга только в мутном окошке мессенджера.
– Да не уходи, она давно хотела тебя повидать! Привет, солнце!
– Привет! – на экране появилась улыбающаяся Оля с растрёпанными волосами и пышной чёлкой. – Оу! Привет, Виталик!
