– Привет, красотка! Как ты?
– Да прекрасно! Лодыжку вот только растянула на лыжах. – на миг Оля поморщилась, но потом снова заулыбалась. – Ещё ездили с друзьями в Страсбург, нашли там прикольный винный погребок… Тебе, кстати, понравился сыр? Мы с Сашей спорили, какой тебе выбрать.
– Сыр отличный!
– Ой, я рада. Наконец-то я тебя застала! У вас что, уже мальчишник?
– Ну, я бы это так не назвал! – фыркнул Саша.
– Почему? – удивилась Оля.
– Потому что на мальчишнике принято отжигать, а я в основном тухну! – сознался я.
– Ничего, у тебя ещё есть время раскачаться! – подмигнула Оля.
– Время до чего?
– До Олиного приезда, – пояснил Саня. – В марте она спустится с гор на наши болота.
– Хоть одна хорошая новость за последнее время!
– Одна и только? – удивилась Оля. – А Саша…
– О том, что ты приедешь с подругой я не успел рассказать, – вставил Саня.
– Нет, погоди, – не дала себя перебить Оля. – У тебя что-то случилось, Виталик? Что?
– Да так-то ничего… только я развожусь, Оль.
Оля охнула, прижав к губам кулачок, и в глазах её на миг отразилось отчаяние.
– Да не переживай ты так! – я натянул на лицо улыбку. – Я сам за себя так не переживаю.
– Ну да, ну да, – вполголоса заметил Саня.
Через пять минут, после того как в спальне у Сашки погас свет, я поднялся с толстого надувного матраса, на котором спал посреди гостиной, и заглянул к нему в комнату:
– Вы с Олей женитесь, да?
– Да, – после полуминутного молчания признался Саша.
Послышалась возня и вспыхнула длинная лампа над окном, и Саня сел на кровати.
– Но это еще не скоро, наверное.
– Ты уже две недели как вернулся, а я узнаю только сейчас! – упрекнул я. Саша посмотрел на меня и снова ничего не сказал. Я закатил глаза к потолку:
– Ну наконец-то!!!
– Я готовился услышать что-то совсем другое! – наконец улыбнулся Саня.
– Неудачникам не пристало раздавать советы.
Я долго провалялся без сна на своём матрасе на полу, то сбрасывая одеяло, то замерзая и натягивая его по самые уши. Всё пошло под какой-то уклон, по законам физики набирая скорость. Неужели правы все те, кто твердит, что жить так, как я это делаю, нельзя? А как стоит жить? И стоит ли? И как это же грустно – думать, что и шагу не сделать, не сверившись с потрепанной книгой приевшихся рецептов.
Неожиданно в уголке глаза скопилась горячая капля и, не удержавшись, скатилась к виску, застряла в волосах. Я ещё даже не понял, с чего она вдруг решила появиться, когда такая же капля выбежала из другого глаза и защекотала ухо.
Я тихо поднялся с матраса и убрёл на кухню, где сел на холодный линолеум и опустил голову на руки. Я чувствовал, как что-то кислотное разъедает меня изнутри, переваривает сердце, истончает кожу. Если себя долго ненавидеть, наверное, можно вообще исчезнуть. Завтра всё пройдёт, я знаю, только до завтра ещё далеко.
Оставшиеся слёзы так и затвердели в глазах стеклянной плёнкой. Больше всего хотелось ползком добраться до своей лёжки, но я заставил себя встать, открыл створку стеклопакета и высунул дурную от разгулявшихся мыслей голову на улицу.
Так и не стемнело толком. Над городом перемешались снеговые тучи, дымы из труб и автомобильные выхлопы. Накопившее в себе свет сразу всех городских огней, грязно-розовое небо светилось. В сравнении с ним однозначно белым казался нападавший за вечер снег, балансирующий тонкой стенкой на каждой веточке за окном. В снегу глохли все звуки, и, хотя за стенами двора пролегала оживлённая улица, внутри стояла тишина, как в деревне.
