Эта фотография была сделана в день вылета в Афганистан, спустя два с половиной года после его прихода в армию. Через год домой они вернулись впятером.
“Через год, как же. Враньё”.
И больше никогда не встречались, пытаясь забыть всё то, что там видели. Но Хантер знал, что у каждого из них на полке всегда стоит эта фотография. Как напоминание. Для каждого своё.
Для него она была перевязана красной лентой, на которой чёрными буквами повторялась одна и та же фраза: “Всегда оставайся человеком”. Поллок же как-то сказал ему, что каждый раз на своей видит лежащего перед ними на земле убитого им парнишку лет десяти в обнимку с автоматом и не может не думать о том, правильно ли он поступил.
Отмахнувшись от воспоминаний, Хантер поднёс рамку ближе к глазам, чтобы удостовериться, что не прокололся. Эмблем и знаков отличия на форме не было. А начальство как нельзя кстати вписало в его досье военную службу. Значит, всё было в порядке.
И можно было бы облегчённо поставить фотографию на место. Да вот только он не мог. От неё теперь едва уловимо веяло женскими духами. Тёмные древесные ноты в сочетании с морским штормом, цитрусами и цветами будоражили все его инстинкты. Хантер рассмеялся, пытаясь стряхнуть оцепенение. Он даже и подумать не мог, что такая девушка, как Алесса, в принципе пользуется духами, не говоря уже о таком сочетании запахов.
Ещё раз принюхавшись, он застонал от разочарования, смешивающегося с возрастающим азартом. Это был самый пленительный запах, который он когда-либо ощущал.
8. Глава 8. Рождены болью
Три дня, нужно было подождать всего три дня, пока Спенсер сделает ей новые документы и доберётся до Шотландии. Он будет ждать её на одной из узких улочек Инвернесса, чтобы передать рюкзак со всем необходимым, и Северина не находила себе места в ожидании того безрассудства, что собиралась совершить. Она не знала его, не знала даже, как он выглядит, не знала, куда пойдёт и что будет делать. Но в одном Спенсер был прав. Так больше не могло продолжаться. Лучше эта неизвестность и свобода, чем жить вместе с Томасом, который всё глубже и глубже втаптывал её в болото собственной похоти. Лучше умереть от голода на улице, чем каждую неделю чувствовать на себе эти мерзкие прикосновения, от которых хотелось выть, потому что сил сопротивляться уже не было. А улыбаться всем вокруг и говорить, что всё в порядке, пока одежда скрывает синяки и укусы на теле, становилось всё сложнее и невыносимее.
Мистер Гудман пришёл к ней в ночь перед побегом и, как будто нутром чуя, что она собирается сделать, был особенно жесток. Чем только окончательно избавил Северину от последних крупиц сомнений. Но утром, когда он ушёл на работу, девушка не могла заставить себя встать с постели. Всё тело нещадно болело, кожу саднило от любого прикосновения, а ноги не желали слушаться.
Понимая, что уже опаздывает, и что второго шанса сбежать у неё может и не быть, Северина кое-как сползла с кровати и натянула на себя приготовленные заранее джинсы и свитер, от соприкосновения с которыми по телу прошлись очередные болевые импульсы. Впихнув ноги в тёплые ботинки и даже не завязав шнурки, она схватила рюкзак дрожащими пальцами и, не оглядываясь, вышла из комнаты, держась за стены, спустилась вниз по длинной лестнице и наконец-то покинула дом, в который надеялась никогда больше не вернуться.
Труднее всего было незаметно добраться до центра и не привлечь к себе внимание горожан, которые в любой момент могли доложить Гудману, что его дочь прогуливает школу. Садясь в полупустой автобус, Северина поглубже натянула капюшон куртки, полностью скрывая своё лицо, и, уткнувшись взглядом в колени, молилась всем известным ей богам, чтобы старая колымага ехала быстрее. Она боялась, что Спенсер её не дождётся, решив, что она передумала.
