– Как спалось? – спросила у вихрастого мужского затылка.
Калеб так резко развернулся, что от неожиданности я шатнулась туда-сюда и схватилась за перила, стараясь не свалиться ему на грудь.
– Святые демоны! Ты чего по утрам такой внезапный?!
Нас разделяло расстояние в пару ступенек, стирающее разницу в росте. От жениха пахло мыльной пеной для бритья и по-мужски холодным благовонием, ужасно ему подходящим. Если присмотреться, а я с интересом присматривалась, от виска до подбородка и ниже, под жесткий воротничок крахмальной белой рубашки, убегал белесый след от вчерашнего заклятия.
Не поднимая взгляда от моих накрашенных губ, Калеб произнес бесстрастным голосом:
– Прости меня. Очень жаль. Поступок был глупый и неосмотрительный.
– Что-то я не очень понимаю, – нервно улыбнулась я.
Может, магический холод успел не просто куснуть, а вгрызться в плоть и теперь у Калеба чуточку шалит сознание?
– У тебя лихорадка? – Я даже потянулась, чтобы потрогать лоб, но под гнетом тяжелого взгляда прозрачно-ледяных глаз задушила порыв в зародыше и от греха подальше спрятала руку за спину.
– Не стоило кричать среди ночи и звать на помощь ради шутки, – продолжил он. – Но темные никогда не извиняются. Так, Эннари?
До меня наконец дошло, что товарищ жених вовсе не помутился рассудком от колдовства, а заделался в преподаватели по этикету.
– Почему я должна просить прощения за то, что ты не понимаешь шуток?
– Дурацкая шутка, и ты сама об этом знаешь, – спокойно парировал он.
– У нас точно разные понятия о веселье, – покачала я головой. – Калеб, отзови родовую печать и разорви соглашение, пока не поздно. Очевидно, что мы не сживемся и друг друга поубиваем… Возьми Эбигейл. Она влюблена в тебя.
– Знаю, – не повел он даже бровью.
– Святые демоны, ты такая скотина! – искренне восхитилась я потрясающим самомнением.
– Я просто не слепой, Эннари, – спокойно парировал он. – И да, мне не все равно, на какой кузине жениться.
– Тогда почему я? – изогнула бровь.
Его взгляд скользнул по моему лицу и вновь остановился на губах, словно они не давали ему покоя или притягивали, как магнитом.
– Вряд ли ты осознаешь, как красива, когда искренне смеешься, – ответил он. – Завораживающее зрелище.
Он сумел удивить меня настолько, что на целых две секунды я потеряла дар речи, а когда все-таки его отыскала на задворках сознания, то смогла лишь спросить:
– Ты приезжал в Деймран? Когда?
– Когда ты была с тем парнем, – пояснил Калеб, развернулся и начал спускаться, скользя ладонью по перилам.
– Он чародей, – вырвалось у меня.
– Я уже в курсе…
* * *
Для поездки в соседний город я специально попросила открытую коляску, чтобы вытравить из головы образ нахального жениха, умеющего шокировать девушек почище выскочившего из-за угла умертвия. На последнего хоть понятно, как реагировать: печать усмирения в рожу и в саркофаг. Как воспринимать слова Калеба, было неясно, и я решила подумать об этом когда-нибудь потом, под дурное настроение.
В окрестностях замка угасало лето. Последний день августа ласкал мягким, ненавязчивым теплом, но в потоках воздуха, омывающих лицо, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Я любила это угрюмое время года, мы гармонировали. Особенно нравилось, когда уставшая от цветения природа выгорала дотла и в дурном расположении духа впадала в зимнюю спячку. Удивительные дни, спокойные и неотвратимые.
Коляска вкатила в городские ворота, миновала здание почты, заменяющее междугородний вокзал, и побежала по улицам. Строения вокруг были невысокие, в один-два этажа, с серыми черепичными крышами и каминными трубами. На подоконниках пестрели цветы в горшках, на узких балкончиках сушилось белье. Перед мэрией стоял бронзовый отец-основатель, повернутый к главному зданию города задом, а к улицам передом. На башке у него и на плечах сидели голуби.
