И как бы не любил Николай Набоков этот аромат обработанной древесины, сегодня, впервые за долгие годы, он его совершенно не чувствовал. Окутанный тревогой, страхом и возмущением, контуженный то и дело озирался через плечо, быстрым шагом рассекая груды мусора. Из-за чрезмерно торопливой походки, «страж» городской свалки начал немного прихрамывать.
Мужчина что-то бормотал себе под нос. Теперь это были не прилипчивые мелодии, а невнятные бормотания, которые невозможно было разобрать. Николай шел и грозил пальцем какой-то незримой сущности, но делал это так горячо и напористо, что в его решимости не было никаких сомнений. Решимость Набокова была, действительно, непоколебима.
На его «королевство» совершено грязное нападение! Федю, его горячо любимого друга и верного сторожевого пса, придали жестоким мучениям и страшной смерти! А самое возмутительное было то, что сам Николай ничего не смог с этим поделать! Подобные мысли на повторе прокручивались в затуманенном сознании контуженного мужчины. Набоков не знал, кем был его враг. Не знал он и на что, тот был способен. Но Николай точно знал, что должен защитить свою свалку, и горе тому, кто встанет у него на пути.
Добросердечный, но раненный в сердце самым ужасным образом калека, приготовился к битве.
2
О произошедшем мужчина предпочел умолчать. Во-первых, калека хорошо знал, что его рассказу едва ли поверят. Николаю вообще частенько мерещилось то, чего не описали бы даже самые смелые фантасты. Но то было последствием контузии вперемешку с крепким алкоголем в крови, и являлось тем, на что не следовало обращать должного внимания. Однако сегодня все было иначе. Во-вторых, Николай был убежден в том, что он, и только он единолично и самостоятельно должен избавиться от этой мерзости, что поселилась в самом сердце дорогой ему свалки.
Одним словом, решение было принято. Наконец, Набоков добрался до небольшой коморки с инструментами. Для него доступ к помещению был открыт. Персональный ключ от замка всегда был при калеке. Конечно, поначалу рабочие опасались оставлять Набокова наедине с колющими и режущими приспособлениями. И тем не менее, мужчина в очень короткий срок завоевал доверие работяг, продемонстрировав и аккуратное обращение с инструментами и, одновременно с этим, креативную часть своей натуры.
Так, Николай Набоков изобрел приспособление, которое в значительной степени облегчило сбор мусора с высоких поверхностей. Это была длинная металлическая труба, скрепленная на одном конце изолентой и проволокой с металлическим крюком от фаркопа. Все эти детали, как нельзя кстати, были в свое время найдены калекой в недрах этой самой свалки. Наконечник фаркопа, к великой удаче, был сломан таким образом, что превратился в настоящий заостренный кусок изогнутого железа. Этим незатейливым приспособлением Николай доставал мусор с высоких поверхностей. Такой подход не раз выручал Набокова. Теперь несложному в своем обращении инструменту предстояла работа иного рода.
Совсем иного рода.
Помимо палки-крюка, мужчина снарядил себя штыковой лопатой и куском прочной веревки длиной около пяти метров. Николай пожалел лишь о том, что в подсобке нет емкости с горючим. Набокову хоть и оказывали определенное доверие, но доступа к воспламеняющимся предметам у него не было.
На свалке устроить пожар было слишком просто.
– Ух, паразит! – грозно пробубнил Николай и, вооружившись лопатой в одной руке, палкой-крюком в другой, а также веревкой, обвитой вокруг талии, отправился на битву.– Паразит! Я тебе задам. Ух, я тебе задам!
