По дороге к тому месту, где был обнаружен труп Феди, Николай шел так же уверенно, как позорно бежал оттуда в панике и страхе. Очередная мелодия всплыла из недр сознания калеки. Но теперь мотивы были бодрыми, стремительными и тревожными, словно Николай был героем остросюжетного триллера.
На середине пути ему встретился один из рабочих городской свалки, но Набоков был так поглощен предстоящей битвой, что совершенно не обратил на него внимания. Впрочем, причуды калеки местным были хорошо известны. Работяга даже не удивился, когда увидел Николая в подобном трансе, напевавшего себе что-то под нос с инструментами в руках.
– Коля, хороших тебе поисков! Только не поранься! – прозвучало за спиной Набокова с такой искренностью, на которую были способны только люди, хорошо знающие калеку.– Ты нам живой нужен! Удачи!
Но Николай этих напутствий не услышал.
3
Труп Феди покоился на том же месте, где его застал Набоков перед своим позорным бегством. Мертвое тельце казалось еще более тощим и высушенным. Николай, воткнув лопату в землю и прочно обхватив палку-крюк обеими руками, медленно продвигался к собаке. Сопровождая свои осторожные шажки быстрыми взглядами по сторонам, калека походил на диковинного аборигена, который подбирается с копьем к израненному дикому зверю.
Совершив несколько неуверенных тычков в живот собачьего тела, Набоков убедился, что внутри никого нет. Былые судороги трупа не повторились, а густое желеобразное «нечто», что еще не так давно выглядывало из пустых глазниц Феди, нигде не было видно. Казалось, опасность миновала. Однако враг не дремлет и может быть поблизости, а потому Николай не ослаблял своей бдительности. И все же, подобравшись к Феде практически вплотную, гнев вечно доброго и безобидного калеки уступил место нахлынувшей скорби и печали.
Набоков опустился перед собакой на колени и нежно провел ладонью по ее спине. Труп собаки оказался необычайно твердый, словно за считанные минуты измученное создание обратилось в настоящий камень. Нижняя губа мужчины задрожала. Он простонал, а глаза его стали наполняться слезами.
Внезапно послышался шум. Николай с криком поднялся на ноги так быстро, насколько позволяло его состояние. Он уже был готов пустить свое орудие в бой, но это оказалось ни к чему. Из-за ближайшей груды мусора вышли несколько разношерстных дворняг. Завидев своего старого друга, они радостно завиляли хвостами. При этом их шерсть стояла дыбом, уши были прижаты к голове, а суетливые движения и поскуливания выдавали крайнюю нервозность. Некоторые из псов то и дело принюхивались к воздуху вокруг, словно пытались определить степень угрозы.
Присутствие верных четвероногих товарищей, многих из которых калека подкармливал с первых дней их жизни, заставили его окончательно размякнуть. Вытянув нижнюю губу еще сильнее, с выражением детской обиды на лице, Набоков побрел к ближайшей дворняге. Заключив ее в объятьях, мужчина какое-то время тихо и печально выл. Это, в свою очередь, подвигло дворовых псов ответить Николаю своим не менее горьким и душераздирающим поскуливанием.
Оплакивание Феди было закончено. Калека решил, что сейчас здесь достаточно безопасно, чтобы ослабить свою бдительность. Собаки не боялись находиться в этой части свалки, а, значит, враг скрылся. Если что-то Набоков и знал о своих верных мохнатых товарищах, так это то, что их инстинкты и нюх заслуживают доверия.
