Марина Анатольевна кокетливо поправила мех и ответила: «Как что? Лиса! Вы ее не узнаете, нашу старую знакомую?»
– Я-то вижу, что она лиса, но, к счастью, я с ней не была знакома при ее жизни. Как вы смогли ее напялить на себя?
Пока Марина Анатольевна собиралась парировать мне в ответ, в кабинет заглянула наша коллега-доктор, молодая, симпатичная девушка. Я увидела ее изумление и восторг от того, что болталось на шее нашей Марины Анатольевны. Она благоговейно стала поглаживать мех со словами: «Какая прелесть, какая прелесть! У меня дома тоже есть лиса, но она другая, рыжая такая. А эта прям исключительная редкость – палевая. Дайте поносить?»
– Да, конечно, дорогая. Сейчас немного сама поношу и вам дам напрокат, – щедро согласилась Марина Анатольевна.
– Марина Анатольевна! – негодующе воскликнула я. – Чему вы учите молодое поколение? Глядишь и она, глядя на вас, откопает где-нибудь труп лисы и намотает на шею.
Они дружно засмеялись, особенно легко и по-девичьи Марина Анатольевна. Ее выход с лисой удался.
Я строго, еле сдерживая смех: «Знайте, я о вас расскажу обществу защиты животных, и они вымажут вашу дверь зеленой краской!»
– Расскажите, расскажите. Я их еще на шашлыки позову и кровяной колбаской угощу, недавно сноха –хохлушка накрутила.
Последний аккорд нашей дружеской перепалки был еще впереди. Я стала приглядываться, как лиса аккуратно обнимает шею Марины Анатольевны, не соскальзывает, даже повиливая при каждом движении своим богатым хвостом.
– Марина Анатольевна, а как вы ее закрепили?
Ее ответ поверг меня в еще больше изумление: «Булавкой через глаза! Ладно так закрепилось!»
Тут мне стало понятно, что обществу защиты животных небезопасно приближаться к двери Марины Анатольевны – и на них у нее булавочка найдется.
Оно обещало быть хорошим. Я так решила сразу, как только открыла глаза. Вот хочу, чтобы было хорошим, отличным, замечательным – значит, так и будет.
Все понеслось по накатанному плану, но катастрофически утекало время. Схватила в каждую руку по поводку, собаки скулят, водят круги, тянут на улицу. Нужно пробежать вокруг района, сделать несколько фотографий с разных точек, подышать воздухом на озере. Пробежка не удалась: Сальвадор дернул в сторону, и я провалилась в лужу по колено. Ступни почувствовали колючий холод. Стыдно как-то стало. Идут мимо воспитанные мопсы в болоньевых костюмах, глядят с презрением: «Насобирала голытьбу бездомную, сейчас сама водолазом стала, в лужах купаешься».
Я робко извинилась перед мопсами и посеменила мокрая с мокрой голытьбой домой. Дом, лапы моем: Джока скалит зубы во весь рот, клацает по руке. Салли безынициативно виляет хвостом, как Джока он не умеет и, возможно, любит меня больше. Собаки отряхиваются тут же, брызги грязной воды летят мне в лицо и в опрометчиво открытый рот. Сколько раз себя останавливала: моешь собак – закрой рот.
Вспомнила, что нет гарнира на обед. Нужно что-то срочно сварить, ищу макароны, но просыпается на пол гречка. Собаки ринулись подбирать, я побежала за веником и совком. По пути бужу сына, он не просыпается. Чирикает громко попугай, бросаю взгляд на клетку. Вода в поилке стала зелёной от какашек Гоши. «Вот же засранец!» – думаю я, но это не про попугая. Кричу на ходу: «Костя, вставай! Гоша хочет свежей воды».
– Угу, щас… – бормочет из-под одеяла Костя, но даже не поворачивается.
