– Ах, ваше величество! Вы любимы народом… Ваш брат никогда не решится…
– «Не решится»! Гастон?! Чтобы удержать его, не я ли приказал отрубить головы многим… и притом перед его глазами? Шале, Капистрана, Монморанси!
– Ваш отец был бы, может быть, милостивее!
– Да, и мой отец умерщвлен… убит! И кем, по чьему приказанию?! – воскликнул с каким-то непонятным выражением Людовик.
Ла Файетт не говорила ни слова – знала: мстительный сын Генриха IV считал себя вправе сделать этот ужасный упрек своей матери. Луиза со страхом смотрела на короля – впервые видела его столь раздраженным.
А король продолжал:
– Едва я вступил на престол, как увидел, что мятеж распространился по всему моему государству – народ вооружился против меня. Я искал опору при дворе – и находил одних изменников, предателей! Думал найти убежище в своем семействе, а от него-то и происходило все зло, вся измена!
– Вам так говорили, – отвечала спокойно ла Файетт. – Может быть, тот, кто так старался уверить вас в этом, имел намерение принудить вас к тому, чтобы вы прибегли к его защите.
– Вы враг его! – возразил король с гневом и нетерпением.
– Да, государь, враг, ибо он и ваш враг – вашего благополучия. Отдаю должное его высоким качествам… и признаю их, как и те великие услуги, которые он оказал государству и религии. Но порицаю его за то, что он насилием достиг этих благородных результатов.
– Упреки делать легко… Но может ли падение министра помешать честолюбивым замыслам моего брата? Гастон жаждет быть на престоле!
– Нет, ваше величество. Герцог Гастон долго видел печаль, которой вы одержимы. Старайтесь опять подняться на ту высоту – того значения, – с которой вас свели. Оставьте при себе вашего министра, если он нужен для вашей собственной славы, но наблюдайте, присматривайте за ним! – воскликнула монахиня. – Вызовите вашу мать из ссылки, и пусть ваше семейство соберется около вас; тогда и двор ваш не замедлит присоединиться к нему. Ваши семейные ссоры и несогласия придают более смелости знатным вельможам, которые дышат возмущением, – ведь в такой ситуации они надеются найти себе покровительство и помощь в самом вашем семействе. Уничтожьте зло в самом его начале, и тишина водворится в государстве!
– Говорю вам, мой брат хочет царствовать, – повторил Людовик, погруженный как все в те же мысли.
– Так что ж, – возразила прежняя фаворитка, бросив на короля смелый взгляд, – есть средство поставить непреодолимое препятствие его честолюбию, – средство это поможет пресечь его преступные замыслы.
– Какое же?
– Равнодушие ваше к королеве всегда ее печалило. Вы любили ее, ваше величество, и вы снова полюбите, если станете опять видеть ее добродетели и все прекрасные черты.
Король, казалось, слушал ее без внимания. Ла Файетт не решалась продолжать, и оба некоторое время молчали: она – ожидая его ответа, он – пояснения. Луиза, заметившая затруднение подруги, подошла к ней; но ла Файетт подала ей рукой знак удалиться, давая понять, что присутствие ее может отвлечь внимание короля. Хотела было продолжать, но слова замирали на ее губах и речь прерывалась:
– И еще, государь… королева любит вас… она так молода еще…
– Ей столько же лет, сколько мне… тридцать шесть.
– Ваш союз был бы счастьем для Франции.
– Но мы говорим о нашем брате… Что ему до этого? – возразил король.
– Ах, стало быть, вы не хотите меня понять… Завладейте вашим престолом – как для будущего, так и для настоящего! Ваша наилучшая опора и защита против заговоров – будущий сын ваш!
