Как-то сказала, что не буду есть, если не расскажет мне всё.
– Галюня, да что рассказывать-то? – в его голосе услышала отчаяние и скрытую злобу. – Моё дело маленькое – следи, чтоб они не поубивали друг друга, да не впускай посторонних. Ну и что об этом говорить?
– Тогда почему устаёшь, будто вагоны разгружаешь?
– Да потому что ночью людям спать положено, – дёрнул щекой муж.
– Я тоже не сплю, – вздохнула, сама уже недовольная этим разговором.
– Прости, Галюнь, – Сеня подошёл, присел на край дивана, взял меня за руку.
– Мне кажется, ты недоговариваешь, – смотрела ему в глаза, пытаясь уловить малейшие движения зрачков.
– Хорошо. Только пообещай, что просто выслушаешь – и всё.
Я кивнула.
– Перед открытием клуба мы несколько часов тренируемся. У нас есть отдельный спортзал, где мы бегаем, преодолеваем препятствия, качаем мускулатуру. И два мастера, которые учат приёмам самообороны и обращению со сложными посетителями.
– Подожди, ты же говорил, это работа сторожа? – я слушала, затаив дыхание.
– Да, только сторож на вокзале и в ночном клубе – это разные вещи.
– Почему? Это же просто клуб.
– Это не читальный зал, пойми, – Сеня встал, перебирая лекарства на трюмо, переставляя их с места на место, – туда приходят выпить, побузить, женщин потискать. И если они друг на друга или на меня с ножом пойдут или драку затеют, я должен знать, что делать, – он повернулся ко мне. – Правда, пока неприятных случаев у нас не было.
Я кивнула, хотя подозревала, что он просто не хотел пугать. Впрочем, сказанного мне хватило, чтобы понять, почему муж в последнее время осунулся и выглядел недовольным.
Сеня – спокойный, домашний, мягкий – совсем не подходил для такой работы. Да, он физически крепкий и выносливый. Да, кулак у него внушительный. Но представить, что он может кого-то ударить, я не могла. С другой стороны, выбора у нас тоже не было. Жить на одну пенсию втроём мы явно не могли.
Сын тем временем пытался продолжать фотодело. Много дней заправлял в кассету тренировочную плёнку, которую отец дал ему ещё давно, вместе со старым фотоаппаратом. Но тогда у него не было нужды довести навык до автоматизма: когда они делали всё вместе, Сеня помогал, подсказывал, самые сложные этапы брал на себя.
Теперь Гешке пришлось делать всё самостоятельно. Первую плёнку он засветил. Как это произошло, сын так и не понял: «вроде было темно», «вроде всё проверил», «защёлкнул кассету». «Вроде», – передразнил отец, швырнув испорченную плёнку в мусорное ведро.
Перед обедом, когда муж собрался принести еду мне в комнату, окликнула его:
– Сень, я не хочу есть. Ты вместо этого, пожалуйста, помоги Гешке заправить плёнку. Пусть он делает, а ты проверишь, подстрахуешь.
Муж нахмурился и зажал уголок губ: «Ладно».
Позже счастливый Гешка показывал мне три кассеты, которые он заправил с закрытыми глазами. «Теперь мне надолго хватит!»
Он решил сначала использовать плёнки, а потом приступать к проявке и печати фотографий.
Теперь он не фотографировал всё в подряд, как было раньше, когда они делали всё с отцом. Подозреваю, Сеня попросил экономить плёнку, потому что новую покупать не собирался: слишком много денег уходило на лекарства и на покупку новых вещей вошедшему в рост сыну.
