Я поднялась к себе, умылась, собрала волосы в хвост и переоделась в толстовку. Из окна я видела Нормана: он надел красные очки и растянулся на капоте, болтая ногами. Его можно было назвать симпатичным – если бы он был в моем вкусе. А это не так.
Я посмотрела на себя в зеркало. С забранными волосами я выглядела лет на двенадцать. Я распустила волосы. Снова сделала хвост. Переоделась и проверила, не заскучал ли Норман. Он, похоже, заснул, нежась на солнышке.
Я еще раз переоделась, прицепила к джинсам плеер и спустилась.
– Готова? – спросил он, как только я вышла на улицу. Я даже подпрыгнула от неожиданности. Значит, все-таки не спал.
– Разумеется, – ответила я и забралась в машину. Сиденье нагрелось и обжигало мне ноги. Норман открыл бардачок, и оттуда немедленно выпало пар шесть разнообразных солнцезащитных очков: «Рэй-Бэны», старушечьи в фиолетовой оправе, узкие с загнутыми дужками в стиле семидесятых.
– Ой! – Он принялся собирать их. – Извини.
Он снял очки, поменял их на зеленые, затолкал остальные в бардачок и захлопнул крышку. Она немедленно открылась обратно.
– Проклятье! – Он снова закрыл бардачок.
– Это все твои? – спросила я, как раз когда крышка вновь открылась и очередная пара вырвалась на волю.
– Ага! – Наконец ему удалось с грохотом закрыть бардачок. – Я их коллекционирую. – Он завел машину. – Хочешь взять одни?
– Нет.
– Ладно, – пожал плечами он. – Как знаешь.
Мы задом выехали со двора.
– Что слушаешь? – спросил он, указывая на болтающиеся на моей шее наушники.
– «Фурий Фьюквея», – ответила я.
– Кого-кого?
– «Фурий Фьюквея», – повторила я.
– Никогда не слышал, – заявил он и указал на магнитолу: – Вставляй.
Я вставила. Это было не совсем честно, потому что песня «Укус» как раз дошла до момента, где солист просто орет поверх грохота барабанов. Норман поморщился, как будто кто-то наступил ему на ногу.
Когда песня закончилась, он спросил:
– Тебе они нравятся?
– Да, – ответила я, возвращая кассету в плеер.
– Почему?
– Почему? – переспросила я.
– Ага.
– Просто нравятся.
– Дерьмо! – громко выругался он, и я уже собиралась сказать ему, что я такого же мнения о хипповой музыке, которую несомненно слушает он, но увидела, что он уставился на закусочную «Последний шанс» на другой стороне улицы. На парковку въезжали два больших автобуса с надписью «Семейные каникулы на пляже» по бортам.
– Что это? – спросила я.
– Придется отклониться от маршрута, – сказал он и, ударив по газам, рванул вперед. Двери автобусов как раз с шипением отъехали в сторону, и на улицу начали выбираться толпы людей – все в купальниках, козырьках и с детьми. Норман вышел из машины, обошел ее, чтобы достать из багажника пару ботинок. После этого он решительно направился к входной двери, лавируя между пассажирами автобусов.
– Пойдем. – Он бросил ботинки на землю и начал обуваться. – Нам может понадобиться твоя помощь.
Я поднялась вслед за ним по ступеням. Уже образовалась очередь, и люди недовольно ворчали, пропуская нас. Норман толкал меня вперед, выкрикивая:
– Извините! Мы сотрудники!
Первым, кого я увидела, была Морган, стоящая за прилавком и потрясенно наблюдающая за растущей очередью.
– Помоги! – прокричала она, завидев Нормана, который помахал ей в ответ и направился на кухню. Через окошко выдачи я видела еще одного повара. Он был постарше, рыжеволосый.
Подошла Изабель со стопкой меню в руках.
– Их по меньшей мере семьдесят, – сказала она Морган.
