Мы смотрим друг друга в глаза, и я понимаю, что альфа мне верит. По крайней мере, верит в то, что верю я.
— Сиенне это не понравится, но мы отложим похороны.
— Спасибо, — киваю я и поднимаюсь.
— Если ты что-то почувствуешь, сразу сообщи мне.
— Договорились, альфа. А ты больше ничего мне не приказывай. Я хочу чувствовать себя и Рамона. Если что-нибудь изменится, ты узнаешь первым.
Микаэль провожает меня до двери.
— Что бы это ни было, — уточняет он. — Даже если мои худшие опасения подтвердятся.
— Тогда ты сможешь прогнать меня со спокойной душой.
— Что? — Он ругается на вилемейском и не позволяет коснуться дверной ручки, преграждая мне путь: — Венера, ты же не думаешь, что я выгоню тебя из стаи?
— Рамон оставил меня на два дня, а я задержалась.
— Это не отменяет того, что теперь ты часть семьи. Ты можешь остаться здесь. Независимо от того, жив мой брат или нет.
Это меня немного успокаивает. Если вообще можно оставаться спокойной в такой ситуации. Приказа альфы больше нет, и меня понемногу потряхивает. Но так лучше. Так правильнее. Поднимаясь в свою комнату, я продолжаю прислушиваться к собственным чувствам, но по-прежнему не чувствую связи с Рамоном.
А ведь она была! Мы общались ментально. Я позвала его, когда мне подкинули змей. Рамон убедил меня, что я тогда кричала, но кричала я исключительно мысленно. Получается, если он тогда услышал меня, то может услышать и сейчас.
Остается только позвать.
Чем я и собираюсь заняться в спальне. Ложусь на кровать, делаю глубокий вдох и еще более глубокий выдох. И снова.
Но быстрые шаги и настойчивый стук в дверь нарушают мои планы. Я даже знаю, кто стоит по ту сторону двери, и открывать совсем не хочется.
— Венера, нам нужно поговорить, — не просит, требует первая волчица. Спешка означает только одно — Мик уже передал супруге, что церемонию прощания с верховным придется отложить.
И действительно, когда я сползаю с кровати и открываю ей дверь, Сиенна злая. Глаза сверкают желтым, ноздри раздуты, а ее тон обвиняющий:
— Как ты могла отменить церемонию?
— Я? Это сделал альфа.
— По твоей указке!
— То есть я влияю на решения твоего мужа?
Сиенна откровенно подвисает: открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Ответить мне «да» означает признать, что я имею власть над Микаэлем. А если я этой власти не имею, то и какие ко мне претензии?
Удивительно, я выдерживаю яростный взгляд с божественным спокойствием, будто все еще нахожусь под приказом. Сиенна далеко не дура, просто, как когда-то сказал Рамон, слишком импульсивная, иногда сначала делает, потом думает. Как сейчас.
— Я понимаю твои чувства, — она складывает руки на груди. — Действительно понимаю.
А я понимаю, что Сиенна говорит про ребенка, которого когда-то потеряла.
— Но лучше мы сразу простимся с Рамоном. Проводим его в последний путь и перестанем подпитывать себя ложными надеждами.
— Сиенна, Рамон мне все рассказал. Про твое горе. Про его горе. Но это не одно и то же. Мой истинный все еще жив.
— Он не может быть твоим истинным! — выпаливает она и прикусывает губу. Так и читаю в его взгляде злость уже на себя саму. Вроде того, что кое-то сболтнул лишнего.
— Это почему? — хмурюсь я.
— Это обман, понятно? Дар божественных. Чтобы в них влюблялись волчицы. Поэтому Рамон не хотел жениться. Не хотел иметь ничего общего с нашим племенем. С волчицами. Встречался только с людьми. Я тоже считала, что я его истинная. Избранная прямым потомком самих Предков, особенным волком. И жестоко за это поплатилась.
