Лунные сказки - страница 3
А у нас шла своя война. Эзиэкиль и Люцифер угодили в переделку, которую мне удалось миновать (быть точнее, меня выгнали из команды), и ещё удалось подоспеть к тому моменту, где мы смогли спасти Асамара от гибели. Случился Суд, где мне посчастливилось порядочно урезать срок Эзиэкилю, пусть пришлось биться порядка трёхсот лет. С Люцифера были сняты все обвинения, как мне тогда сказали. Солгали. Но речь не о том.
Третья Буря прошла быстро, как-то незаметно, словно в тумане. Шла она долго… Но я могу припомнить лишь жалкие обрывки. Видимо, сказывается срок давности…
Да и о чём дальше говорить. Лиссании, как её называл Мефазм, больше нет. И здесь, на Земле, мне остаётся только предаваться призрачным воспоминаниям. Свеча догорает. В окна бьёт рассвет. И я счастлива лишь по одной причине…
Тот, кто был рядом, но уходил в смерть, лежит здесь, обласканный алой зарёй. И я улыбаюсь.
Триста десять дней и один високосный год
Глубокая осень двадцать пятого года нового столетия выдалась особенно интересной. И не тем, что было аномально холодно, а тем, что листья облетели за один день: только моргнул – и будто не было золота на засыпающих деревьях. Листва засыпала дороги города красными, жёлтыми, перламутровыми красками, даря людям последнюю возможность насладиться чем-то ярким перед скучной зимой. Осень старалась изо всех сил, а люди только жаловались: застудит полстраны, да ещё и Румынию заденет; опять переходить на зимнюю резину; ещё чуть-чуть, и повалит снег; у моей бабки опять ломит кости.
Но кого волнуют эти глупые жалобы на погоду? Скоро наступит зима! До неё осталось так мало – всего двенадцать дней. Скоро они смогут зайти сюда и посмотреть, как изменился город за последний год, кто успел родиться, кто переехал, сколько домов понастроили, а сколько из них опустели и теперь будут вынуждены в мучительном одиночестве и пустоте проводить долгие годы, утешаясь только днём и зимой. Днём – потому что можно почувствовать свет в душе, будто вот-вот вернётся любимая семья. Зимой – потому что в город приходят они. Эти «они», как добрые волшебники, разрисовывают окна белоснежными узорами и радуют всех красотой и симметрией матери-природы, ведь они являлись её верными посланниками и, как бы странно ни прозвучало, в отличие от людей, ещё и прямыми наследниками.
А он был одним из этих многочисленных «они», и его впервые занесло в мир человека, где, оказывается, есть что-то, похожее на него самого, – зима. Он был очень удивлён, когда увидел себе подобного. Собрат сообщил, что нынче «их» не добирается и из скромных резервов призываются такие, как он, – никогда не видевшие ничего, кроме темноты и пустоты. И можно понять его волнение, которое не унималось месяцами. А последние двенадцать дней для него были такими болезненными и колкими, что он целые сутки напролёт ходил туда-сюда по облаку, уставившись в ноги и не поднимая взгляда на своих товарищей. Они поначалу смеялись над ним, но затем начали беспокоиться о брате. Ведь так и до сумасшествия недалеко.
– Почему нужно так долго ждать? – негодовал он всю ночь. – Почему нельзя убрать эти двенадцать дней из календаря и просто дать нам уйти в город? Почему?
А в городе тем временем уже смели все листья в одинаковые кучки, которые с удовольствием раскидывали дети. Дворники гоняли негодников, но снова и снова тротуары и парковые дорожки искрились промокшими яркими пятнышками.