Любовь в глазах смотрящего делает нас лучше. И я грелась в ее лучах, чувствуя, как оттаивает сердце, как на душе становится тепло. И воздух здесь пах по-особенному – сушеными травами. И дышалось легко, свободно. И колючки, которые меня переполняли после дня с одноклассницами, втягивались обратно.
– После школы? Голодная?
Я могла только кивать. Глаза уже щипало от трогательных слез. Я бы сюда жить переехала. Спала бы на тюфяке на полу. Ела бы простую еду.
Бульон с тофу, рис, овощи, поставленные передо мной, были в разы вкуснее домашних, а еще они были горячими, свежими. Здесь я точно была любимой гостьей. Дома – последней в очереди по обслуживанию. Кем-то незначительным, безмолвным и безответным.
– Ешь-ешь, вот редьки возьми. Соседка угостила, – и мне заботливо положили добавки.
– Бабушка, а ты? – обеспокоилась я.
– Не переживай, – отмахнулась няня, – приготовлю еще. Чем мне теперь заниматься?
Чем? Я обвела взглядом двор. Мы обедали на деревянном щите, расположившись вокруг него на циновках. Взгляд цеплялся за развешанные под крышей пучки трав, явно в горах собранные. Кто-то точно не сидел без дела.
– Лучше расскажи, как у тебя дела, – улыбнулась она мне, и морщинистое лицо наполнилось светом.
Я не хотела ее расстраивать, нагружать своими проблемами, но проклятый болтливый язык!
– Значит, так и не перестал тебя запирать? – рассержено пробурчала няня, крутя в пальцах палочки, словно, примериваясь, как ловчее их моему отцу в глаз воткнуть. – Что и говорить – не свое дитя никогда не будет любимым.
Я так и замерла с палочками во рту, куда положила комочек риса.
– Что? – выдохнула потрясенно. Закашлялась.
– Ох ты, матушки мои, – затрясла няня головой, – я ж тебе говорила уже. Или забыла?
Вот же… память ты моя, дырявая. Причем в прямом смысле этого слова.
– Прости, – откашлялась, – до сих пор не могу привыкнуть.
Мне достался подозрительный взгляд, но любимой воспитаннице готовы были простить не только забывчивость.
– Ну да… Никто и не скрывал этого, просто со временем подзабылось. Мама твоя с тобой на руках здесь появилась. Вдовой назвалась. А господин Чэнь свою фамилию дал, в книгу рода записал. Он, конечно, строгий и будь ты мальчиком, я бы только радовалась такому отцу, но девочке всегда нужно больше любви. Иначе, какой матерью она станет потом? – и в голосе няни прибавилось осуждения.
О материнстве я не думала совсем, но с души прям камень свалился. Не родной. Можно не мучиться больше вопросами о причинах его отношения: я ли такая плохая и разочаровавшая или…
– А кто, – сглотнула комок, вставший в горле, – мой настоящий отец? Был?
– Кто же знает, дитя, – всплеснула руками няня, – твоя мать всегда была скрытной и не говорила о прошлом. Разве что господин Чэнь знает.
Ну да… Я поежилась, вспомнив взгляд отца. Если знает, вряд ли поделится. Такие костьми лягут, но из-под контроля не выпустят. Я прям как любимая муха в его паутине.
– Бабушка, а нет у вас кого-нибудь на примете, кто бы взялся меня магии учить? – решилась озвучить то, зачем пришла. Обдуманный ночью план следовало начинать воплощать. – Я и платить смогу, – и достала из кармана ту самую шпильку – последний подарок отца.
– Зачем тебе, милая? – изумилась няня.
– Надо, – упрямо поджала губы. Опустила голову и призналась: – В школе смеются надо мной. Считают глупой и неумелой. А я знаю, что не такая… Хочу у другого учителя попробовать чему-то научиться…
