Луны Юпитера (сборник) - страница 20



Да и на свой счет могла бы сказать то же самое.

Будь я помоложе, тут же сплела бы целую историю. Как мистер Блэк полюбил одну из моих тетушек, а тетушка – не обязательно та же самая – полюбила его. Как он доверил одной из них свою тайну: что занесло его в округ Гурон, за сотни миль от дома. По прошествии времени я бы передумала и сказала так: он действительно хотел открыться, а в конечном счете унес в могилу и свою тайну, и свою любовь. Жутким, но достоверным способом я бы связала это молчание с причиной его смерти. Но теперь я больше не считаю, что людские тайны можно четко обозначить и передать другим, что чужие чувства могут открыться тебе в полной мере и стать понятными. Больше я в это не верю. Теперь могу сказать лишь одно: сестры моего отца драили полы щелоком, вручную провеивали овес и доили коров. Наверное, они принесли в сарай лоскутное одеяло и подстелили его отшельнику, чтобы тот не лежал на голой земле; наверное, они капля за каплей цедили воду из жестяной кружки в его истерзанный рот. Такова была их жизнь. А жизнь маминых кузин была совсем иной: те любили наряжаться и фотографироваться, любили выходить в свет. Так или иначе, сейчас никого из них не осталось. Какая-то частица тех и других живет во мне. А валуна больше нет, гора Хеврон пошла на гравий, и нужно дважды подумать, прежде чем сокрушаться о захороненной здесь жизни.

Дульсе

В конце лета Лидия на пароме отправилась на островок у южного побережья Нью-Брансуика, где собиралась заночевать. У нее оставались считаные дни до возвращения в Онтарио. Работала она в Торонто, редактором одного издательства. Еще она писала стихи, но этого предмета обычно не касалась, разве что в разговорах с теми, кто и так был в курсе дела. Полтора года назад она сошлась в Кингстоне с одним человеком. Но, насколько она понимала, эти отношения закончились.

Во время нынешней поездки в Приморские провинции Лидия сделала одно наблюдение. Заключалось оно в том, что окружающие больше не проявляли к ней интереса. Не то чтобы раньше она производила фурор, но на определенное внимание всегда могла рассчитывать. В свои сорок пять она уже девять лет была в разводе. Ее дети – двое – начали жить самостоятельно, хотя порой в смятении возвращались к ней под крыло. Лидия не располнела и не похудела, не подурнела настолько, чтобы бить тревогу, но тем не менее из женщины одного типа превратилась в женщину другого типа – и заметила это во время поездки. Перемена ее не удивила, поскольку она в ту пору пребывала в новом, непривычном состоянии. Раз за разом она совершала над собой усилие. Ставила кубики один на другой – и строила свой день. Но подчас и на такое оказывалась неспособна. А бывали моменты, когда сама неспешность, видимая произвольность ее действий, сам ход жизни поднимали ей настроение.

Она нашла семейную гостиницу с видом на загроможденный ловушками для омаров причал и на редкие лавчонки и домики, которые складывались в деревню. Хозяйка, примерно ее ровесница, готовила ужин. Эта женщина отвела ее наверх, в обшарпанную, старую мансарду. Других постояльцев там не оказалось, хотя соседняя комната стояла открытой и вроде бы выдавала человеческое присутствие – похоже, детское. Во всяком случае, у кровати валялись книжки комиксов.

Лидия пошла прогуляться по крутой тропке за домом. Она развлекала себя тем, что вспоминала названия дикорастущих цветов и кустов. Повсюду пестрели дикие астры и золотарник; вольготно чувствовал себя японский самшит (в Онтарио – большая редкость). Травы были высокими и жесткими, а деревья – низкорослыми. Это побережье Атлантики, которое Лидия никогда раньше не видела, оказалось точь-в-точь таким, как она себе представляла. Кланяющийся ветру ковыль; голые дома; свет моря. Лидия задумалась: каково было бы здесь жить, сохранились ли низкие цены на недвижимость, скуплена ли часть домов горожанами. Во время этой поездки она не раз производила в уме всевозможные расчеты, а кроме того, прикидывала разные способы заработка на случай отказа от прежнего рода занятий. Прожить на мизерные гонорары от стихов нечего было и думать, да и вообще, она тысячу раз склонялась к тому, что с поэзией надо кончать. Готовила она, по собственным оценкам, неважно и не решилась бы встать к плите, но зато вполне могла бы делать уборку. По меньшей мере один дом рядом с тем, где она остановилась, тоже служил гостиницей, а кроме того, ей на глаза попалась реклама мотеля. Если устроиться в три места, сколько это будет часов в день и какова здесь ставка уборщицы?