Муж доволен, а она крутится у зеркала, счастливая, радостная.
Сверток с лентой и пряжкой остается в руках у Иньяцио, которые он держит за спиной. Он тоже улыбается, но чувствует себя глупо, не к месту, не ко времени.
Он уходит в свою комнату. Прячет сверток в сундук у изножья кровати.
Там и найдет его Джузеппина после его смерти.
* * *
Винченцо мчится по переулкам, грязные брызги летят на штаны. Добегает до виа Тавола-Тонда, громко стучит в дверь.
– Пеппино, выходи! Бригантина пришла, бежим!
На пороге появляется мальчик примерно того же возраста, что и Винченцо, – ему лет шесть. Ясные глаза, растрепанные волосы, грязные ноги. Они смеются. Бегут – один босой, другой в кожаных башмаках. На лицах радость оттого, что они вместе.
– Откуда, говоришь, они приплыли?
– Из Марселя. Французы продают пряности неаполитанским морякам, у них покупает и мой отец, чтобы торговать потом в лавке.
Въезжают в ворота таможни, уцепившись за телегу. Извозчик замечает их, грозит кнутом, они убегают, хохочут.
Прибегают в порт, лица красные, мокрые от пота.
Волосы Винченцо блестят под сентябрьским солнцем. Он видит, как дядя на палубе придирчиво осматривает груз, поднятый из трюма. Счетовод Реджо следует за ним с бумагой, вслух ведет подсчеты.
Другие торговцы ждут своей очереди, но у Флорио самая большая партия товара. Винченцо знает, он слышал, как накануне вечером отец с гордостью рассказывал об этом. Еще он знает, что, если торговля пойдет успешно, они переедут в новый дом. Так сказала мать.
Вслед за Винченцо Пеппино залезает на моток корабельного троса.
– Вот это да! У твоего дяди сапоги, как у барона!
– Дядя говорит, нельзя пренебрегать внешним видом. Люди понимают, кто ты, по тому, как ты с ними разговариваешь, но, если ты плохо одет, они даже не посмотрят в твою сторону. – Винченцо прикрывает рукой глаза от солнца. Он чувствует аромат пряностей, заглушающий сильный запах солонины. Запах гвоздики, корицы и волнами – аромат ванили.
Иньяцио, обернувшись к счетоводу Реджо, замечает племянника. Узнает и мальчика, Джузеппе Пасторе, сына моряка из Баньяры, женатого на местной.
Если бы брат знал, что Винченцо дружит с этим сорванцом, он бы рассердился, и не напрасно. Франческо Пасторе, отец Пеппино, промышляет какими-то махинациями; деньги в дом в основном приносит жена, работает посудомойкой. Однако Иньяцио не согласен с Паоло. Пусть Винченцо водится с разными людьми, это хороший навык – уметь договариваться с кем угодно. И потом, черт возьми, они тоже бегали босиком по улицам Баньяры.
– Мы закончили, дон Иньяцио. Всё отвозим на таможенный склад? – спрашивает счетовод Реджо.
– Всё, кроме индиго и шафрана. Эти надо отвезти на склад на виа Матерассаи.
С пирса доносится какой-то ропот, Иньяцио думает, что возмущаются ждущие своей очереди торговцы.
Не наша вина, что у нас много товара. Придется вам ждать, думает он. Но, судя по свирепым взглядам, которыми его провожают, дело не в зависти.
Это неприязнь и злоба.
– Что, закончили, наконец-то?
Это спрашивает Миммо Русселло, торговец с виа Латтарини, один из тех, кто раньше продавал пряности сомнительного качества и прозябал в тени семейств Канцонери и Гули.
– Сожалею, что заставил вас долго ждать. Прошу, – Иньяцио делает широкий почтительный жест.
Раздается смех, кто-то покашливает.
– Когда-то здесь лишь Канцонери устанавливали свои порядки. Теперь еще и вы. Работать невозможно. Вы как будто сговорились, – бормочет Русселло.
