– Да ради Бога. – Он отступил. – Любуйтесь.
Она наклонилась.
– Я достану, – сказала она коротко.
– Вы? Достанете? Но чем? Я знаете, о чем подумал: если в колодец закачать воды, то лягушка всплывет… Здесь есть пожарная часть? Не знаете? Я бы договорился…
Она смотрела на него молча. Он заметил, как дрогнули губы, но она удержала их.
– У вас есть другой вариант? – поспешно спросил он. Никита заметил, что у нее из-за спины торчит палка.
– Есть, – сказала она. Выставила палку вперед, и он увидел, что это черенок, на конце которого проволочный сачок. – Вот, рыбацкий сачок.
– Сачок батюшки Николая? Я правильно понял?
– Его, – сказала она.
– Он, стало быть, рыбак, как апостол Петр, – пробормотал Никита.
Она улыбнулась:
– Знаете и это.
– Конечно. Я читал Библию. Я закончил исторический.
– Правда? Я тоже, – призналась она. Было видно, что ей понравилось совпадение.
– Что ж, мы коллеги. Но в университете мы не изучали лягушек. У вас, видимо, был факультатив по земноводным?
– Нет, у нас были занятия по гражданской обороне. – Она больше не могла сдержать улыбку.
Никита сощурился, снова посмотрел на ее губы. Ему стало интересно, как они обрамляют слова. Сейчас они сложились трубочкой, и он услышал:
– Шучу, личный интерес, не более того.
Он хотел уточнить, личный интерес к кому – к лягушке? Или, может быть, к нему? Ах, какой эгоцентризм, Никита Дроздов. С чего бы это? Неужели она до сих пор не видела мужчин? Неужели он первый? Конечно, у нее интерес к лягушке или к самому процессу – сделать то, чего не могут другие. А может, она из последовательниц матери Терезы, готовых помогать всем и спасать всех.
– Приступим. – Она подошла вплотную к краю колодца, заглянула. – Вижу ее.
– А она вас, – подал голос Никита и втянул воздух, чтобы не рассмеяться.
Он почувствовал теплый цветочный запах, сладковато-горький, огляделся. Вот он, источник – некошеная трава, в которой больше всего желтой сурепки. Он знал мало трав, но эту запомнил. Наталья Петровна говорила, что в духах, которые ей подарил его отец на день рождения, они назывались «Частная коллекция», она почувствовала запах сурепки.
– Сурепка, – проговорил он.
– Что вы сказали? – Она быстро повернулась к нему.
– Я сказал – сурепка, – повторил Никита. – Пахнет этой травой. Чувствуете?
– Конечно. – Она кивнула. – Вон ее сколько. – Она махнула на колышущиеся заросли травы. – Мавританский лужок, да?
– Вы считаете, этот запущенный огород можно назвать так возвышенно?
– Для того и существуют слова, чтобы с их помощью менять все, что не нравится, – уклончиво отозвалась она.
– Гм-м… – пробормотал Никита. – Мне нравится этот запах, – поспешил добавить он.
– Мне тоже, – сказала она.
Сачок на длинной ручке нырнул вниз, она наклонилась так резко, что Никита, не раздумывая, обхватил ее за талию. Она дернулась, и он почувствовал, как напряглась ее спина, но она не проронила ни звука. Ему стало страшно: вдруг смелая спасительница нырнет следом за сачком?
– Иди, иди сюда… – шептала она.
Никита сделал шаг, почувствовал бедрами ее бедра. Казалось, они вспыхнули. Но всего на секунду. Да не его она зовет, ударило в мозгу. Лягушку. Но Никита не отстранился.
– Вот та-ак, – слышал он бормотание. – Правильно поступаешь… Давай еще разо-ок…
Никита не мог совладать с собой, он подчинялся ее голосу, словно она руководила им, а не той, что сидела на дне. Как бы случайно он тронул коленом ее ягодицу, обтянутую бордовым хлопком. Колено обожгло, оно заныло. Заныло, да. Но разве оно? Никита едва не застонал.
