Лысая - страница 20

Лысая поморщилась, прошла мимо Истомина, едва удержавшись от того, чтобы задеть его плечом, и стала спускаться.

– Паша меня звать. Полное – «Павлена».

Истомин тоже стал спускаться. Пашка чувствовала на себе его взгляд, но игнорировала.

…Неприятности никак не желали оставлять её одну, или хотя бы приходить по очереди, а не валиться всей кучей с небольшим интервалом. Выйдя из подъезда, Лысая заметила на другом конце двора странную компанию из трёх человек, один из которых – невысокий паренёк в очках – явно подвергался какому-то давлению, потому что двое зажимали его в угол.

Приглядевшись, Пашка узнала одного из них: это был Ванька Овощ, у которого вся мозговая жидкость уходила в подкожный жир. Парень был невероятных размеров, и при других обстоятельствах точно пошёл бы в сумо – а пока что подрабатывал гопником.

Пройдя к ним несколько метров, Лысая узнала и парня, которого они зажимали: тот самый брат побитого Киром боксёра. Не везло ему на дворовые приключения.

– Э, Овощ, – крикнула она, и Ванька обернулся всем телом: жирная его шея функционировала с большим трудом. – Отстань от него.

– Лысая? – изумился тот. – А чё он, кореш твой или чё? Я вообще, я без проблем, – он повернулся и похлопал паренька по плечу здоровой лапой, – повезло тебе, пацан, на сегодня… Погнали, Вася, отседова…

– И не лезь больше к нему. У него брат боксёр, въебёт тебе, – пригрозила Пашка уходящему Овощу. Тот не обернулся: услышал ли?..

Школьник смущённо засопел.

– Откуда ты знаешь?

– А? – не поняла Пашка.

– Про брата моего.

Поняв, что чуть не прокололась, Лысая по-быстрому соврала:

– Да я просто от себя напиздела. Овоща не бойся, он тебя больше не тронет.

– Спасибо.

Кажется, ту нелепую попытку извиниться парень не помнил – либо тогда просто не разглядел хорошенько Лысую. Как бы то ни было, никаких признаков, что он её знает, он не подавал.

Пашка сделала попытку широко улыбнуться – и у неё получилось.

– Я Лысая! Давай лапу.

– Павел, – он неуверенно ответил на рукопожатие.

«Тёзка, надо же».

– Ладно, бывай, Павел – сказала Пашка, вскинув руку на прощание. – Аккуратнее будь! И брату привет.

– Нет у меня брата, – донеслось ей в спину. – Умер.

Лысая встала как вкопанная.

Нежно-рыжий закат раскинулся над городом на противоположном берегу пруда, спокойного и ровного, как зеркало. Стоящая на коротком мысу Пашка старательно пыталась нарушить его безмятежность: швыряла плоские камешки в воду, пуская блинчики. Её рекорд был три раза – а ведь когда-то в детстве она умела как-то изгаляться так, что камешек отскакивал от воды семь раз, не меньше!

К сожалению, она была не одна.

Истомин, пришедший вслед за ней (сегодня почему-то был не на машине) стоял поодаль, прислонился спиной к дереву и скрестил руки на груди. Пашка чувствовала его присутствие, но ничего не говорила. Какое-то время царило молчание – но Истомин предпочёл его нарушить.

– Интересная у тебя татуировка.

Плюх! Камешек отскочил четыре раза, а затем ушёл на дно.

– Сочту это за комплимент, – сказала Пашка, решив, что этого хватит, чтобы разговор заглох.

Не вышло.

– Но не тебе, а скорее, мастеру. Кто её сделал?

– Один мой знакомый. Хобби у него татухи набивать.

– Адрес не подскажешь?

– Не подскажу.

– «Держись подальше» – это что, предостережение?

«Перевёл, зараза. Он что, учитель английского?» – подумала Пашка, бросив камень, а затем озвучила свой вопрос.