Лю Яо. Возрождение клана Фуяо. Том 1. Полет птицы Пэн - страница 15

Бледное лицо Хань Юаня позеленело от злости.

Но Янь Чжэнмин уже оставил его в стороне и повернулся к Чэн Цяню.

– Эй, мальчик, – позвал он, – подойди, погляжу на тебя.

Янь Чжэнмин вел себя слишком пренебрежительно – он подозвал Чэн Цяня к себе жестом, которым обычно подзывают собаку.

От слов и поведения молодого господина изумление Чэн Цяня сменилось ступором.

С самого рождения он никогда никому не нравился, отчего чувствовал себя неполноценным. Со временем это чувство укоренилось в его сознании и неистово разгорелось, переплавившись в болезненно завышенную самооценку. Порой одного взгляда хватало, чтобы выбить его из колеи, что уж говорить о таком оскорбительном жесте.

Чэн Цянь выглядел так, словно суровой зимой на него вылили ведро ледяной воды. Без всякого выражения на застывшем лице он двинулся вперед и, уклонившись от протянутой руки Янь Чжэнмина, поклонился ему со сложенными перед собой руками[41] и произнес:

– Дашисюн.

Янь Чжэнмин вытянул шею, чтобы получше рассмотреть его, и Чэн Цяня окутал легкий запах орхидей. Сколько раз окурили даосскими благовониями его лохмотья, чтобы отогнать прочь букашек, было известно одним лишь небесам.

Однако молодой господин Янь, похоже, плохо разбирался в эмоциях других людей: по крайней мере, гнева, который Чэн Цяня сдерживал из последних сил, он не заметил.

Янь Чжэнмин неторопливо оглядел Чэн Цяня, словно покупатель, выбирающий коня, и, судя по всему, счел его довольно приятным на вид. Небрежно кивнув, дашисюн выразил искреннюю надежду на своего шиди, не особо задумываясь о реакции.

– Неплохо. Надеюсь, время не испортит твое лицо, – прямо сказал он и, чтобы выказать обычно свойственное дашисюнам дружелюбие, неохотно скользнул рукой над самой макушкой Чэн Цяня, притворяясь, что погладил его по голове, после чего небрежно добавил: – Теперь, когда я насмотрелся на «обделенного» и «оскорбленного», учитель, вы можете увести их. Гм… сяо Юй-эр[42], дай ем… им несколько конфет из кедрового ореха.

Мучунь чжэньжэнь слегка изменился в лице. На миг его одолело странное чувство, будто двое приведенных им детей были не младшими братьями одного недостойного ученика, а его наложницами.

Да еще и не слишком симпатичными наложницами!

Кедровые конфеты выглядели необычно. Они лежали в маленьком изящном саше, и каждую покрывала блестящая прозрачная глазурь, от которой исходил приятный аромат. Дети бедняков вряд ли когда-нибудь получили бы шанс отведать столь изысканное лакомство, но Чэн Цянь не проявил к конфетам никакого интереса. Едва переступив порог комнаты, он сразу же сунул мешочек с угощением в руки Хань Юаню.

– Это тебе, шиди, – небрежно сказал Чэн Цянь.

Хань Юаня поразила его «щедрость». Он смущенно принял угощение, испытывая при этом смешанные чувства.

В этом жестоком мире нищие напоминали бродячих собак, вынужденных бороться за выживание. Хань Юань привык хвататься за любую возможность урвать хоть маленький кусочек еды. Кто, находясь в подобном положении, найдет в себе силы и желание заботиться о других?

Хань Юань на мгновение ощутил теплоту в душе. Но одновременно с этим он недоумевал – похоже, его маленький шисюн оказался куда сильнее, чем он мог предположить. Чэн Цянь относился к нему с искренним великодушием.

Но Мучунь чжэньжэня было не так легко обмануть. Он видел, с каким отвращением Чэн Цянь отряхивал руки, будто прикоснулся к чему-то отвратительному. Он понял, что отданные Чэн Цянем конфеты не были проявлением щедрости. Он подарил их Хань Юаню, только чтобы не выказывать уважение к своему монстроподобному дашисюну.