– Куда его, Любаша?
Молодая женщина, к которой он обратился, подняла голову и, будто только сейчас заметив его, безучастно проговорила:
– А, это ты, Пётр… Что это у тебя?
– Портрет покойного хозяина, – недовольным тоном ответил мужчина. – Велено было повесить перед поминальным обедом в гостиной для всеобщего обозрения.
– Так исполняй, что велено, – равнодушно сказала молодая женщина. – Ты это любишь, Петруша.
– Да куда вешать-то? – раздражённо спросил Пётр. – Об этом и спрашиваю. Софья Алексеевна шкуру спустит, если что не так сделаю. Сама знаешь, ей только дай повод.
– «Не становись между драконом и яростью его», – насмешливо процитировала молодая женщина. – Если бы ты читал Шекспира, Петруша, то знал бы об этом. Как и то, что участь твоя незавидна в любом случае.
– Опять ты за старое, Любаша, – буркнул Пётр. – Несёшь невесть что. Сама-то поняла, что брякнула? Я ровным счётом ничего.
– Тебе и не надо, – презрительно сказала она. – Оглоблин ты и есть Оглоблин, простая душа. А портрет можешь повесить вместо этого натюрморта.
Она показала на картину на стене, на которой были изображены фрукты, разбросанные в живописном беспорядке по столу. Следуя её молчаливому указанию, Пётр снял натюрморт и вместо него повесил портрет, перевязанный черной лентой. После этого он обошёл вокруг стола, внимательно разглядывая бутылки. Закончив обход, он важно изрёк:
– Водки мало!
Не глядя на него, Любаша равнодушно ответила:
– Достаточно.
Пётр вскипел, словно ему было нанесено личное оскорбление.
– А я говорю – мало! – повысив голос, заявил он. – Что вы, бабы, в этом понимаете!
– Да уж не меньше тебя, Петруша, – усмехнулась молодая женщина. – Ведь это поминальный ужин, а не попойка, олух ты царя небесного!
На этот раз мужчина не обиделся, словно не услышал оскорбления или привык к такому обращению. Осуждающе покачав головой, он убеждённо произнёс:
– Хозяин любил выпить водочки. Он не одобрил бы такого скупердяйства. Так бы рявкнул – стены задрожали!
Однако, услышав это, неожиданно обиделась Любаша и почти гневно прикрикнула на собеседника:
– Какой он тебе хозяин? Ты что, его дворовый пес? Не смей так называть Кичатова!
Высказав это, и будто сама испугавшись своей внезапной вспышки, она перекрестилась и тихо промолвила:
– Мир праху его!
Пётр криво усмехнулся.
– Для тебя Андрей Олегович, разумеется, был не хозяин, а мил-дружок, – сказал он и язвительно добавил: – Я-то свой шесток знаю!
Молодая женщина подошла к нему и, пересилив себя, погладила рукой его плечо.
– Да ты никак ревнуешь? – спросила она, постаравшись придать голосу нежные интонации. – Вот глупый! Что было, то быльём поросло. А сейчас наше с тобой время пришло, Петруша.
Мужчина с недоумением посмотрел на неё и спросил:
– О чем это ты, Любаша?
– Подожди немного, сам всё увидишь и поймешь.
– А я не хочу больше ждать! – заявил мужчина и попытался ее обнять. – И так уж сколько ждал. Люба ты моя!
Вырвавшись из его объятий, молодая женщина, поправляя платье, гневно закричала:
– С ума сошел?!
– А что не так? – недоумённо спросил Пётр. – Или противен я тебе?
Заметив его обиду и не желая растравлять её, Любаша примиряюще произнесла:
– Мне бабушка, помню, говорила: дух человека, не похороненного в земле, бродит в тех местах, где он обитал при жизни.
Она кивнула на портрет, висевший на стене.
– А вдруг дух Кичатова сейчас здесь? И наблюдает за нами?
