– Это ещё почему?
– Сама знаешь почему, – ушёл от ответа Пётр, смущённый её злым взглядом.
– Ничего я не знаю и знать не хочу! – сказав это, она отвернулась от мужчины и ласково погладила сына по голове. – Кушай, мой оленёнок! Не глотай, жуй медленно, как я тебя учила. Веди себя за столом прилично, как все воспитанные мальчики.
Ничего не понимающий Пётр с удивлением спросил:
– И давно ты стала такой храброй?
– С сегодняшнего дня, – неожиданно улыбнувшись, ответила молодая женщина. – И хватит об этом!
Но Пётр продолжал настаивать.
– А всё-таки?
Любаша с презрением взглянула на него и грубо ответила:
– Не твое дело, холуй!
Мужчина недоуменно хмыкнул, но промолчал. У него был обиженный вид. Однако он не ушёл из гостиной, а ещё раз обошёл вокруг стола, загибая пальцы и считая бутылки со спиртным. Потом, видимо, желая помириться с Любашей, заинтересованно спросил:
– Кто будет-то?
Молодая женщина не ответила, будто не расслышала, но он снова, уже громче, настойчиво переспросил:
– Я спрашиваю, кого позвали?
Поняв, что избежать разговора не удастся, потому что Пётр был не только глуповат, но и чрезвычайно упрям, Любаша неохотно ответила:
– Да никого из чужих, только свои. Вдова, Софья Алексеевна. Их с Кичатовым дочки, Вера и Надежда, со своими мужьями. Ещё нотариус, Иосиф Аристархович Заманский. Всего шесть персон.
Она пересчитала тарелки и рюмки и самой себе сказала:
– Так, верно, приборов тоже шесть.
– А нотариус-то зачем? – удивился Пётр. – Он ведь не родственник.
Любаша тяжко вздохнула, давая понять, что её утомляют эти расспросы, но всё же ответила:
– Огласить завещание покойного.
Помолчав, она задумчиво, будто разговаривая сама с собой, произнесла:
– Я так думаю, для того и затевался весь этот поминальный ужин. Иначе кому он нужен? Завещание Кичатова будет на нём главным блюдом.
Пётр покачал головой и осуждающе изрёк:
– Как-то не по-людски всё это.
Любаша снисходительно усмехнулась.
– Что тебе ещё не так, горе ты луковое?
Но Пётр не заметил издёвки в её тоне, настолько его занимали собственные мысли. И он серьёзно ответил:
– Да, говорю, не по-людски это – хоронить пустой гроб.
Молодая женщина вздрогнула, будто ей вдруг стало зябко. Бросив взгляд на портрет, она отвела взгляд и едва слышно сказала:
– А что им ещё оставалось делать? Тела-то так и не нашли. Или ты забыл?
– Да знаю я! – с досадой отмахнулся Пётр. – Когда Кичатов вышел на своей яхте в море и попал в шторм, одни только обломки наутро и отыскали.
Любаша подложила сыну на тарелку ещё одну котлету и продолжила разговор, который, если судить по её виду, был ей неинтересен и даже раздражал, и не прерывала она его только из-за упрямства собеседника.
– Ещё хорошо, что спасательный круг уцелел с названием яхты. Только потому и признали Кичатова без вести отсутствующим, и лишь сейчас, через три года, умершим. А так бы мурыжили ещё лет десять-пятнадцать, пока всё состояние не развеяли бы по ветру.
Но у Петра были свои мысли на этот счёт, и он поделился ими.
– Это уж точно, хозяин был не бедный человек. Десяток рыбоперерабатывающих предприятий, целая флотилия средних и малых траулеров… – Он даже облизнулся, словно у него разыгрался аппетит, и с волнением спросил: – Как ты думаешь, Любаша, на сколько миллионов всё это добро потянет?
Но молодую женщину эта тема не заинтересовала.
– Ты не наследник, – сухо произнесла она. – Ни к чему и считать.
