Люби меня люби - страница 5




– Что ты делаешь?


– Проверяю дыхание. Съел бутерброд с карамелезированным луком. Но он почти не пахнет.


– Ясно.


Он пододвинулся ещё ближе. Теперь мне точно стало ясно. Внутри стало щекотно от того, что чем ближе он ко мне подвигался, тем одновременно мне нужно было больше о себе скрывать и тем сильнее колотилось сердце об рёбра.


– Есть щепетильный вопрос. Я могу тебя поцеловать?


Я рассмеялась, скидывая напряжение. Он засмеялся в ответ. Я отрицательно помотала головой.


– Дело в луке?


– Это долгая история.


Музыканты заиграли «Я не сдамся без боя».


Ромка встал, брякнув скейтом.


– Люблю долгие истории. И голосовые. Можешь себя не ограничивать. Ромка Ромбик латиницей.


Он резко оттолкнулся и исчез в толпе.


Я сразу нашла его в телеге и послала стикер с блюющим котиком. Он сразу ответил – прислал стикер в виде танцующего порноактёра. Это было смешно. Это был мой тип юмора.


Я:

– Куда тебе скинуть за занятие?


Ромка Ромбик:

– Забей. Так что за история?


Я:

– Не всё сразу.


Ромка Ромбик выслал мне в ответ кружок с видео на фоне доходного дома на Тургеневской:


– В следующий раз покажу тебе шикарную саламандру.


Я:


– В следующий раз?


Сердце стучало в горле. Я видела, что Ромка Ромбик онлайн и продолжает что-то набирать.


Ромка Ромбик:


– В следующий раз я точно не буду есть бутерброд с луком.


Я закрыла телеграм и зашла в метро без билета, присоседившись к полному мужчине. Меня окликнули дежурные, но я не оборачиваясь, на адреналине быстро спускаясь по эскалатору метро и подставляя лицо тёплому и сухому ветру метрополитена.


Наконец я почувствовала, что пришла весна.


8


Работать в квартирах с антикварной мебелью был самый большой геморрой. Нужно много полироли – а у меня на неё аллергия. По задней стенке гортани стекают непонятно откуда взявшиеся сопли – и вот во рту не Монтеверди, а каша. Да, когда я работаю – я пою.


– Ебать-благодать!


Пылесос затих – и я обернулась.


– Ну наконец! Удостоилась чести.


Это моя Катька выдернула провод и, широко раскрыв рот, смотрела на меня, будто я только что прогарцевала перед ней на единороге. Катька была конкретно старше, ей было двадцать шесть. Два года назад её выперли с последнего курса медучилища, и жили мы с ней вместе. Считалось, что так уменьшается риск срыва.


– И чего ты молчала?



Я никогда не пела рядом с ней. Не хотела, чтобы у кого-то возникли подозрения, что я не переборола свою главную зависимость.


– Да это уже всё в прошлом.


Катька провела пальцем по плафону с грифонами.


– Ну для удовольствия-то можно. Ты же не собираешься серьёзно возвращаться в это змеиное гнездо?


Я неопределённо улыбнулась и продолжила натирать подоконник.


– Валим. Ты уже до блеска всё отдраила.


Я развязала тесёмки и кинула в Катьку рабочим сарафаном.


Нас обязывали одевать форму. Считалось, что она должна была приучать к режиму и порядку. На фартуках красовались вензели «МЖ». Катька ржала что это «мучайся и живи», но в реальности это означало «мирная жизнь», к которой нас так пытались приручить. Искусство маленьких шагов и прочее блаблабла. Никаких наркотиков, никакого рок-н-ролла, никакого адреналина. Расписание, ответственность, осознанность и ежемесячные «свечки». Так назывались контрольные встречи с Батей, где он раздавал зарплату и первоклассных люлей.


9


Катька пропустила меня в метро своей картой:


– Что-то рано проездной у тебя закончился.


Тележка с швабрами застревала в чавкающих лужах после дождя, но заехать домой мы не успевали, а опаздывать было смерти подобно.