Люби меня люби - страница 5
– Что ты делаешь?
– Проверяю дыхание. Съел бутерброд с карамелезированным луком. Но он почти не пахнет.
– Ясно.
Он пододвинулся ещё ближе. Теперь мне точно стало ясно. Внутри стало щекотно от того, что чем ближе он ко мне подвигался, тем одновременно мне нужно было больше о себе скрывать и тем сильнее колотилось сердце об рёбра.
– Есть щепетильный вопрос. Я могу тебя поцеловать?
Я рассмеялась, скидывая напряжение. Он засмеялся в ответ. Я отрицательно помотала головой.
– Дело в луке?
– Это долгая история.
Музыканты заиграли «Я не сдамся без боя».
Ромка встал, брякнув скейтом.
– Люблю долгие истории. И голосовые. Можешь себя не ограничивать. Ромка Ромбик латиницей.
Он резко оттолкнулся и исчез в толпе.
Я сразу нашла его в телеге и послала стикер с блюющим котиком. Он сразу ответил – прислал стикер в виде танцующего порноактёра. Это было смешно. Это был мой тип юмора.
Я:
– Куда тебе скинуть за занятие?
Ромка Ромбик:
– Забей. Так что за история?
Я:
– Не всё сразу.
Ромка Ромбик выслал мне в ответ кружок с видео на фоне доходного дома на Тургеневской:
– В следующий раз покажу тебе шикарную саламандру.
Я:
– В следующий раз?
Сердце стучало в горле. Я видела, что Ромка Ромбик онлайн и продолжает что-то набирать.
Ромка Ромбик:
– В следующий раз я точно не буду есть бутерброд с луком.
Я закрыла телеграм и зашла в метро без билета, присоседившись к полному мужчине. Меня окликнули дежурные, но я не оборачиваясь, на адреналине быстро спускаясь по эскалатору метро и подставляя лицо тёплому и сухому ветру метрополитена.
Наконец я почувствовала, что пришла весна.
8
Работать в квартирах с антикварной мебелью был самый большой геморрой. Нужно много полироли – а у меня на неё аллергия. По задней стенке гортани стекают непонятно откуда взявшиеся сопли – и вот во рту не Монтеверди, а каша. Да, когда я работаю – я пою.
– Ебать-благодать!
Пылесос затих – и я обернулась.
– Ну наконец! Удостоилась чести.
Это моя Катька выдернула провод и, широко раскрыв рот, смотрела на меня, будто я только что прогарцевала перед ней на единороге. Катька была конкретно старше, ей было двадцать шесть. Два года назад её выперли с последнего курса медучилища, и жили мы с ней вместе. Считалось, что так уменьшается риск срыва.
– И чего ты молчала?
Я никогда не пела рядом с ней. Не хотела, чтобы у кого-то возникли подозрения, что я не переборола свою главную зависимость.
– Да это уже всё в прошлом.
Катька провела пальцем по плафону с грифонами.
– Ну для удовольствия-то можно. Ты же не собираешься серьёзно возвращаться в это змеиное гнездо?
Я неопределённо улыбнулась и продолжила натирать подоконник.
– Валим. Ты уже до блеска всё отдраила.
Я развязала тесёмки и кинула в Катьку рабочим сарафаном.
Нас обязывали одевать форму. Считалось, что она должна была приучать к режиму и порядку. На фартуках красовались вензели «МЖ». Катька ржала что это «мучайся и живи», но в реальности это означало «мирная жизнь», к которой нас так пытались приручить. Искусство маленьких шагов и прочее блаблабла. Никаких наркотиков, никакого рок-н-ролла, никакого адреналина. Расписание, ответственность, осознанность и ежемесячные «свечки». Так назывались контрольные встречи с Батей, где он раздавал зарплату и первоклассных люлей.
9
Катька пропустила меня в метро своей картой:
– Что-то рано проездной у тебя закончился.
Тележка с швабрами застревала в чавкающих лужах после дождя, но заехать домой мы не успевали, а опаздывать было смерти подобно.