Читать онлайн Нана Парнак - Люби меня люби

«Когда Джефф не сразу понял урок, отец заорал: «Как можно быть настолько тупым? Прекрати лениться! Ты просто не стараешься». Неудивительно, что Джефф почувствовал себя униженным и больше не обращался за помощью. Будучи ребенком, он не мог понять, что на самом деле отец пытается побороть

собственный ужас из-за того, что он оказался некомпетентным отцом, который не смог помочь сыну быстро и легко усвоить материал. Его реакция не имела к Джеффу никакого отношения».

Линдси К. Гибсон

«Взрослые дети эмоционально незрелых родителей»

Я проверила телеграм. В нашем общем чатике «пятиминутка», где состояло двадцать три человека, появилось новое слово. Каждый день арт-терапевт присылал новое существительное. Сегодня это слово было «наркотики». Вот те раз! Год назад нам присылали такие слова как «балкон», «дверь» или «дырка». Короче, куда более бытовые, безопасные. И то, даже там всплывало на поверхность наше неприглядное прошлое.

Я отвлеклась от телефона. К остановке «Проспект Академика Сахарова» подползла бэшка – и я зашла в только что вымытый, пахнущий мылом и мокрой собакой электробус, ощупывая новое слово на вкус, предожидая, как оно сейчас во мне раскроется. Слова из чата были как подмёрзший букет в вазе – какие-то превращались в широко распахнутый цветки, какие-то комкались и опадали невнятицей.

В течение дня нужно было выделить себе пять минут, чтобы записать без купюр то, что приходит на ум. Вкус, цвет, запах – считалось, что это задание направлено на пробуждение в нас осознанности, развитие эмпатии и вообще, на общую разморозку. Я его, конечно, саботировала и никогда не посылала свой ответ в общий чат. Ещё чего, устраивать стриптиз перед этими уродами?

Меня выдал валидатор. Парень с карими щенячьими глазами и проеденным угрями лицом обернулся на мерзкий писк – да-да, у меня закончились поездки.

Ох, придётся-таки поехать на выходных в Сокольники к этим убогим просветленным фанатикам. Без проездного я рисковала нарваться на штраф. А я всё-таки пыталась встроиться в общество.

От мысли, что выходные я проведу в компании с преисполнившимися наркоманами, я почувствовала привкус съеденного утром йогурта с вишней. Кажется, он и правда был просроченный.

Я оглянулась – вроде, всем остальным было пофиг на мой безбилетный проезд – и села на свободное место в хвосте. Оттуда лучше обзор, а значит можно безнаказанно пялится и домысливать истории про моих попутчиков.

Я залипла на родинки Прыщавого. Руки – созвездия. Говорят, у вас повышенный риск рака кожи, если их больше, чем двадцать на одной руке. Если это так, то дела у парня были плохи.

Прыщавый почувствовал взгляд и снова обернулся на меня. Кажется, его заинтересовал скейт в моей руке. Я перевела взгляд на его соседку, бабульку с тележкой, притворяясь, будто мне правда очень интересны её сложносочинённые косы. Но это не сработало. Он быстро подошёл ко мне, посмотрел прям на меня своими серыми глазами и что-то произнёс. Окей, пришлось вынуть наушник.

– Ты на Арбат?

Я кивнула – но что он имел в виду, не поняла. Он указал на экран своего побитого айфона. По карте города был разлит красный цвет.

– Там пробка аж до Смоленки. Погнали так? К тому же тут стали контролёры заходить.

На нём была безразмерная футболка шиворот-навыворот, а в руках с ободранным маникюром – видавший жизнь, ободранный, еле живой скейт. Я всегда завидовала этим неземным, летящим над асфальтом созданиям – дреды, перья в волосах, пара татух, мешковатые штаны, раскованные движения. Но, увы, я была не из тех, что лежат на газонах и бьёт коленки. Как говориться, меня интересовали более высокие вибрации.

– Это не мой. Это в подарок.

– Окей. А я ещё удивился, как ты в этих говнодавах катать собираешься.

От Прыщавого будто исходил луч направленного и непривычного мне внимания, с интересом разглядывающего меня, а не то, что я делаю. Он был теплокровный.

Я опустила глаза в пол и упёрлась в свою обувь. Мартинсы правда были первоклассные – выдержали мою суровую зиму, осень и даже не натирали этой паркой весной. Сейчас это была моя единственная обувь и я не хотела, чтобы кто-либо об этом узнал. Даже Прыщавый.

Я показала, что разговор закончен: всунула в себя прохладный наушник, создав вокруг себя защитный кокон из Zoloto. Прыщавый понимающе кивнул и не стал больше навязываться – сел прям передо мной, уткнувшись в телефон.

Тридцать три родинки было на его левой руке. И то – только те, которые я смогла сосчитать до рукава его футболке. Отведя взгляд от рук своего попутчика, я поставила таймер на пять минут. Наконец я могла вернуться к своему слову. Оно меня тянуло. Я должна была выговориться. Я открыла свои заметки и начала набирать образы.

«Слово из брошюр, строгих лекций участковых и родительских собраний. Далёкое, опасное, ну и конечно, запрещённое. То ли дело кола, фен, иней, порох, винт, базик, гречка, манка. Простые слова, вылетающие как выпавшая монетка из кармана. Соседняя парта, двор, дачная подруга. Будешь базик? Прям как «будешь чипсы», ей богу. Их бытовизм прям так и подмигивает – просто добавь нас как специю, ну разве мы можем навредить? Это как собака с кличкой Круассан, разве он может кусаться?

Моя инициация произошла в тринадцать: первая водка залпом и наспор, затем трава. Меня отправили в Англию, моя соседка-растаманка крутила отменные косяки, вот она замахивается в меня брикетом масла, оно прилепляется к стене и медленно съезжает, пока нас отчитывают за громки разговоры хозяева дома – Стив и Оливер. Масло шлёпается, Яна ржёт, я теряю равновесие. Хозяева всё понимают, мы смеёмся вместе, на часах пять утра, через два часа на лекцию. Наркотики? Это был друг, расслабляющий, дающий опору, склеивающий с компанией – я не просто странная девчонка в оверсайзе, стесняющаяся своей груди и округлившихся бедер, а одна из них, и меня даже не пытаются трахнуть, спасибо, спасибо, спасибо.

Мы учим португальский с бразильцами, соседка целуется с языком, я всю ночь спасаю нашу горящую от дедлайнов жопу и монтирую ролик – домашнее задание к лекции по английскому. Я чувствую себя индейцем, полубогом, я отделилась от своего быстрорастущего тела, я – это расслабленный, жонглирующий мозг, проворные пальцы, мой POV – это замедленная съемка в 4к.

Мы разъезжаемся по разным континентам и клей как на плохой китайской игрушке рассыхается, обнажая швы: у нас с Яной никогда не было ничего общего, туман дурмана рассеялся, моя грудь никуда не делась. Я иду покупать себе утягивающий спортивный лифчик и хочу в подарок на свои восемнадцать пластическую операцию. Хорошо, что у меня тогда не было друзей-наркоманов, я бы с удовольствием курила каждый день, только чтобы не париться от несоответствия моего самоощущения и отражения в зеркале».

Таймер обрубил поток красочных картинок, и я резко вынырнула из прошлого, залипая на торчащий перед собой вихор Прыщавого, еле справляясь с желанием его пригладить. А потом – увидела мужчин в форме, заходящих в автобус. Прыщавый не врал, на маршруте правда появились контролёры.

Я тронула Прыщавого за плечо, он обернулся – и вот я уже держала двери.

– Штраф тысяча! Ну же, не тупи!

И вот мы уже стояли на остановке. Вместе.

2

За мной шуршали колёса – мой новый друг следовал за мной, щёлкая как семечками всё новыми трюками. Но мне было не до этого – табло у остановки показывало 15:47, а значит, я уже прилично опаздывала.

После очередного щелчка мой попутчик с резким выдохом замолк. Я обернулась – он лежал, растянувшись на асфальте с разорванной штаниной. Я расстегнула свою кожаную сумку. Это была DKNY, немногое из того, что осталось от моей прошлой безбедной жизни. Я протянула ему пластырь – на работе от химии у меня часто кровили пальцы. Я заметила, что у Прыщавого все коленки были в синяках.

– Не боишься, что случайно что-то сломаешь?

– Уже ломал. Ничего особо не поменялось. Ну не так высоко прыгаю. Пофиг.

Он облизнул наполняющуюся кровью садину.

– Для меня это про кайф, а не соревнование.

Я хмыкнула вслух. Мы были не просто ягоды с разных полей, а с разных мультивселенных.

Он взял пластырь, задержав руку в моей руке.

– Рома. Ромка. Ромбик.

– Ульяна. Уля. Никнейма нет.

Это было неправдой. В школе меня звали умницей, Лениным и… улеем. Дурацкое имя. Назвали меня в честь Ульяны Лопаткиной – известная в молодость моих родителей балерина. Короче, планка сразу стояла высоко.

– А в телеге?

Я не собираясь сдавать свои позиции и нахмурилась, показывая неуместность вопроса. Он по-свойски использовал мою руку как рычаг и поднялся.

– Классный скейт выбрала. Самый топовый для начинающих.

Я это знала.

– Сестре?

Я молчала.

– Дочке?

Я рассмеялась:

– Оу, бой, я же не настолько старо выгляжу?

Рома обрадовался, что наконец включил меня в разговор:

– Ну знаешь. Мою маму до сих пор принимают за сеструху.

Мы пошли с ним вместе – в центре всё перерыли из-за капитального ремонта коммуникаций, и мы жались на узком тротуаре, от чего я то касалась его локтя, то слышала запах стирального порошка, самокруток, съеденного перезрелого банана и дешёвого антиперсперанта. От этого становилось щекотно в груди. И мне это не нравилось. Эта случайная встреча давала какие-то ненужные аберрации моему чёткому плану. Я резко остановилась и повернула в арку, во двор.

– Ладно, мне сюда. Бай-бай.

Рома опешил от резкого завершения разговора и продолжил следовать за мной. Ну, вдруг это была метаирония и я не желала с ним расставаться. Я обернулась.

– Я же сказала, пока.

Ромка завис.

– Сорян… Просто мне тоже на Бронную надо.

Мне стало неловко, и мы продолжили идти вместе.

– Кстати, там мои парни работают. Кофе, булки, фреши, винил. Для меня всегда скидос. Не хочешь зайти?

Я сделала вид, что не услышала. Менее всего мне хотелось задерживаться где-то на улице или в кафе. Ещё встречу кого-то из бывших одноклассников.

На Хлебном переулке он вдруг бесцеремонно схватил меня за плечо.

– Воу, смотри, летучая мышь!

Я оглянулась в поисках живого существа, но он развернул меня на здание усадьбы – да вот же!

Я присмотрелась. На фасаде рядом со старым, вделанным в здание почтовым ящиком действительно была высечена готическая мышь.

Рома восторженно приоткрыл рот:

– А вон ещё пантера. И сова. И химера! Воу-воу-воу. Буквально вчера читал об это здании. Бывает же.

Я ускорилась, уходя от соприкосновения. Мимо «дома Соловьева» я проходила тысячу раз – но так подробно, как Рома, в него никогда не вглядывалась.

– Что, учишься на архитектора?

– Поступаю. Не уверен, что это прям моё. Мне больше нравится катать.

– Давно ездишь?

– Есть такое. Научить?

Я ещё раз посмотрела на время. Рома пробивал любые границы, которые я выставляла. Это можно было использовать.

– Ты всё ещё хочешь вместе позавтракать?

Он радостно кивнул, решив, что я решила сдаться и согласиться на его приглашение в кафе. На щеках у него появились ямочки. Таким как он доверяют. В таких влюбляются мамы, лучшие подруги и младшие сёстры. И я пошла ва-банк.

– Тогда пошли со мной.

3

Свисающие штаны из реквизита, тельняшка ВДВ. Короче, на празднике работал не настоящий мим, а удручённый первокурсник актёрского вуза, зарабатывающий себе на съёмную комнату у метро. У его ног скучали дети, кринжуя и прячась от его шуток в телефонах.

Ромка гипнотизировал другой край двора – там, среди шаров и батута, звенели щипцы кейтеринга и жарились блинчики.