Люби меня люби - страница 8




Батя хитро прищурился.


– А сама Катька что думает?


Лёшик встал на колено. Катька зарделась и спряталась за меня, закрываясь своей копной рыжих, непослушных волос.


– Кать, ты согласна?


Катька заревела. Я чувствовала, как по моей шее текут её радостные слёзы.


– Ага.


Лёшка так и стоял на одном колене и тоже всхлипывал, покрываясь красными пятнами.


Пацаны обняли Лёшика.


– Чё плачешь? Хэппи-энд же! Любит.


Батя лучезарно хохотнул.


– Это всё хорошо. Обговорим. Но пока попридержите коней.


Все уселись кругом, Катька высморкалась.


– Господи, призри милостиво на рабов Твоих Ульяну, Екатерину, Георгия, Виталия, Алексея, Анастасию, Татьяну, Евдокию, Анну, Олега, прельщенного лестью чрева и плотского веселия. Даруй им познать сладость воздержания в посте и проистекающих от него плодов Духа. Аминь.


– Аминь.


11


Сначала мы молились, потом Батя показывал свежие материалы про наркотики, потом Витя признался, что очень хотел выпить пива и купил безалкогольное, потом мы опять молились и – наконец – Гоча вынес из подсобки поднос, заполненный конвертами.


Внутри каждого была зарплата за вычетом штрафов и свеженький проездной на шестьдесят поездок. Если кто-то переваливал за шестьдесят – то Батя, конечно, покупал ещё, но просил детализацию. Куда, зачем мы мотаемся. Бывших наркоманов не бывает, восемьдесят процентов срываются, а все мы пока даже не перевалили за год чистоты.


Первый конверт был Катин. Батя раскрыл его, что-то вспомнил.


– Екатерина.


– Я.


– Что у тебя нового, расскажи? Штрафы, приобретения, мечты?


– Вазу на объекте разбила. Вроде простили – сказали к счастью. Не обманули. Вон замуж зовут. Весна.


– Это хорошо. А ещё планы какие?


– Блять, забыла!


Катька засмеялась, заткула себе рот. Батя улыбнулся и вынул из конверта сто рублей – сразу кинул в копилку, стоящую за его спиной. «На корм котикам». Мат у нас тоже был под запретом.


Катя достала из-за спины пакет – а из него лаки, блёстки, лампу и пилки. Все собравшиеся склонились над ними, как над волшебными неоновыми артефактами.


– Я Бать, серьёзный человек. Сказала – научилась. Одобрите – пойду корочку получать.


Батя взял Катю за руку, подставив её длинные, переливающиеся ногти на просвет. Кивнул мне, перепроверил.


– Правда сама?


Я подтвердила:


– Сама-сама. Спать не даёт, воняет на всю комнату.


Катька хихикнула:


– Кто хочет – давайте сделаю.


Батя щедро отодвинул чашки со стола:


– А давай прям тут.


Татьяна заворожено крутила красный пузырёк.


– А если ВИЧ, то нельзя?


– Да можно. Отдельные инструменты будут.


Все девушки кинулись на лаки, как голуби на крошки. Мужчины тоже посматривали заинтересовано. Я увидела, как Гоча проверил под столом свои погрызаные ногти.


– Мужчинам тоже можно?


Батя хохотнул и хлопнул Гочу по плечам.


– А что нет? Не с заусенцами же ходить.


Татьяна втиснулась между мной и Катей, оттеснив меня к Бате.


– Катюш. Сделай красный?


Гоча тоже примостился поближе.


– А мне просто ровно, без цвета.


– Сам подстрижёшь.


– Ну придумай что-нибудь. Не заметное. Не пидорское.


Батя с удовольствием наблюдал за этим летним жужащим улеем.


– Гоч, штраф.


– Пидор – не мат же?


Батя забрал двести из Гочиного конверта. Тот закатил глаза.


– Кать. План напиши. Профинансирую твои курсы.


Катя завизжала и набросилась на Батю. Все захлопали.


– Ребятушки! Это – самый счастливый день в моей жизни!


Лёшик стоял в стороне – покрасневший то ли от печали, что о нём забыли, то ли от страха, что Кате с новой профессией будет не до него. Батя приманил его, выдавая конверт.