Люби меня люби - страница 8
Батя хитро прищурился.
– А сама Катька что думает?
Лёшик встал на колено. Катька зарделась и спряталась за меня, закрываясь своей копной рыжих, непослушных волос.
– Кать, ты согласна?
Катька заревела. Я чувствовала, как по моей шее текут её радостные слёзы.
– Ага.
Лёшка так и стоял на одном колене и тоже всхлипывал, покрываясь красными пятнами.
Пацаны обняли Лёшика.
– Чё плачешь? Хэппи-энд же! Любит.
Батя лучезарно хохотнул.
– Это всё хорошо. Обговорим. Но пока попридержите коней.
Все уселись кругом, Катька высморкалась.
– Господи, призри милостиво на рабов Твоих Ульяну, Екатерину, Георгия, Виталия, Алексея, Анастасию, Татьяну, Евдокию, Анну, Олега, прельщенного лестью чрева и плотского веселия. Даруй им познать сладость воздержания в посте и проистекающих от него плодов Духа. Аминь.
– Аминь.
11
Сначала мы молились, потом Батя показывал свежие материалы про наркотики, потом Витя признался, что очень хотел выпить пива и купил безалкогольное, потом мы опять молились и – наконец – Гоча вынес из подсобки поднос, заполненный конвертами.
Внутри каждого была зарплата за вычетом штрафов и свеженький проездной на шестьдесят поездок. Если кто-то переваливал за шестьдесят – то Батя, конечно, покупал ещё, но просил детализацию. Куда, зачем мы мотаемся. Бывших наркоманов не бывает, восемьдесят процентов срываются, а все мы пока даже не перевалили за год чистоты.
Первый конверт был Катин. Батя раскрыл его, что-то вспомнил.
– Екатерина.
– Я.
– Что у тебя нового, расскажи? Штрафы, приобретения, мечты?
– Вазу на объекте разбила. Вроде простили – сказали к счастью. Не обманули. Вон замуж зовут. Весна.
– Это хорошо. А ещё планы какие?
– Блять, забыла!
Катька засмеялась, заткула себе рот. Батя улыбнулся и вынул из конверта сто рублей – сразу кинул в копилку, стоящую за его спиной. «На корм котикам». Мат у нас тоже был под запретом.
Катя достала из-за спины пакет – а из него лаки, блёстки, лампу и пилки. Все собравшиеся склонились над ними, как над волшебными неоновыми артефактами.
– Я Бать, серьёзный человек. Сказала – научилась. Одобрите – пойду корочку получать.
Батя взял Катю за руку, подставив её длинные, переливающиеся ногти на просвет. Кивнул мне, перепроверил.
– Правда сама?
Я подтвердила:
– Сама-сама. Спать не даёт, воняет на всю комнату.
Катька хихикнула:
– Кто хочет – давайте сделаю.
Батя щедро отодвинул чашки со стола:
– А давай прям тут.
Татьяна заворожено крутила красный пузырёк.
– А если ВИЧ, то нельзя?
– Да можно. Отдельные инструменты будут.
Все девушки кинулись на лаки, как голуби на крошки. Мужчины тоже посматривали заинтересовано. Я увидела, как Гоча проверил под столом свои погрызаные ногти.
– Мужчинам тоже можно?
Батя хохотнул и хлопнул Гочу по плечам.
– А что нет? Не с заусенцами же ходить.
Татьяна втиснулась между мной и Катей, оттеснив меня к Бате.
– Катюш. Сделай красный?
Гоча тоже примостился поближе.
– А мне просто ровно, без цвета.
– Сам подстрижёшь.
– Ну придумай что-нибудь. Не заметное. Не пидорское.
Батя с удовольствием наблюдал за этим летним жужащим улеем.
– Гоч, штраф.
– Пидор – не мат же?
Батя забрал двести из Гочиного конверта. Тот закатил глаза.
– Кать. План напиши. Профинансирую твои курсы.
Катя завизжала и набросилась на Батю. Все захлопали.
– Ребятушки! Это – самый счастливый день в моей жизни!
Лёшик стоял в стороне – покрасневший то ли от печали, что о нём забыли, то ли от страха, что Кате с новой профессией будет не до него. Батя приманил его, выдавая конверт.