Я рассмеялась. Ну надо же! Отделяю себя от своего организма! Вот так и наступает шизофрения...
Я смеялась и смеялась, пока смех не перешел в слезы, невозможно удивившие меня.
Я остановилась, с недоумением стерла со щек влагу, посмотрела на пальцы.
- Тань, ну сколько тебя ждать! - Юрка ввалился бесцеремонно, громко отчитывая меня за задержку.
Я перевела взгляд на него и опять засмеялась. Так и сидела, смеясь, а по щекам текли слезы. Юрка, не на шутку перепугавшись, запрыгал вокруг меня, как кузнечик, попеременно предлагая то таблеточку, то водичку, то врача, то домой, то полежать, то подышать, то выпить.
Наконец, я угомонилась. И то только тогда, когда он просто уселся на стул и, усадив меня на колени, обнял и прижал к себе.
- Тань, ну что ты, - тихо шептал он, шевеля теплым дыханием пряди волос у виска, - ну что за истерика? Напугала меня... Давай, знаешь, хрен с ним, институтом... Посиди дома, на больничном. А хочешь, совсем уволься.
- Конечно... На что я жить буду... Квартиру снимать... - всхлипывая, прогундосила я.
- Ко мне переезжай, давно уже говорю, поживешь, выдохнешь... А потом другую работу найдем...
Ну конечно... Сначала к нему переедь, а потом - раз! - и Таня замужем. И вся семья счастлива, все довольны, больше всех новоиспеченный муж... А потом, глядишь, еще и ребенка родить уговорит. Чтоб прабабушка дождалась праправнука...
Нет уж. Я сама как-нибудь. Да и ему надо бы уже во всем честно признаться, хватит родню за нос водить.
Но это так, во мне позднее воинственное зажигание проснулось. И направилось не на того, на кого следует.
Надо было с таким настроем наглеца этого длиннорукого лупить. А то, что это такое - два раза папкой по дурной крепкой башке!
Я не стала признаваться Юрику в том, что произошло. А то с него станется пойти разбираться. Побьют еще. Нет, мой друг, конечно, сам не промах, а уж смелости на десятерых хватит, но лучше не провоцировать.
К тому же, не беспомощная я овечка. Разберусь сама со всякими наглыми студентами, с крепкими руками и нахальными глазами.
6. 6
Как я и предполагала, старшекурсники особо не напрягались муками выбора. Большая часть, особо не мудрствуя, указала одним из любимых стихотворений "Облако в штанах". Дзагоев вообще отмолчался, из-за чего я с огромным удовольствием поставила ему неуд. Впечатления это никакого не произвело, как уставился на меня своими черными глазами, так и не отвел взгляда. Брррр... Пугает...
Зато удивил Шатров, который вышел к кафедре и зачитал доклад по Маяковскому. Причем чувствовалось, что в самом деле готовился, искал материал, а не просто скачал статью в интернете.
Я удивилась, если честно. Ждала какого-то подвоха, разглядывала немного припухшую физиономию с подсохшей ссадиной на нижней губе.
Но нет. Глеб рассказывал практически по памяти, очень артистично, заражая всех своим энтузиазмом. Короче говоря, я прониклась. Да и остальные тоже.
Какое-то время после окончания доклада группа ошарашенно молчала, а затем робкий голос с задних рядов уточнил:
- Я не понял, так он что, в тюрьме сидел? В шестнадцать?
- Ты чем слушал? - Глеб повернулся, зорко выискивая спрашивающего, - я же сказал.
- Да, совершенно верно, - добавила я, немного досадуя, что из всего обширного материала студентов удивило и зацепило именно это, - причем, он не просто сидел в тюрьме, но и в шестнадцать лет был старостой камеры. То есть, заслужил уважение более опытных сокамерников, сидящих вместе с ним по различным "политическим" статьям. Это уже очень яркая характеристика личности поэта. Кстати, Глеб, а какое из его произведений вам понравилось больше всего?
