Жора снова засмеялся, он глядел на Клаву с неподдельным восхищением.
– И жили они долго и счастливо, и померли в один день… – произнес он, затем сел на кровать и обнял жену. – Не волнуйся, лапонька. Прогуляюсь немного, водички попью минеральной – очень, говорят, способствует. А потом мы с тобой займемся чем-нибудь более интересным – как ты на это смотришь?
Жена не ответила – молча оттолкнув мужа в сторону, смотрела на него странным непонимающим взглядом. Затем в ее глазах что-то сверкнуло. Похоже, она догадалась.
– Пил ночью? Признавайся.
Жора снова засмеялся, и смех этот, тихий и надтреснутый, вдруг испугал Клаву.
– Что с тобой, Георгий? Ты сам не свой…
Жора улыбнулся – правда, глаза его при этом остались удивительно холодными.
– Вот тут, милая, ты попала как раз в точку… – Он подвинулся к краю кровати, надел носки. Взглянул на жену, затем с улыбкой взял ее за подбородок, повернул к себе.
– Ты у меня удивительно симпатичная. И как это я не замечал этого раньше? – Жора ухмыльнулся, затем медленно стянул с плеч жены лямки ночной рубашки, приспустил ее вниз, обнажая белые обвислые груди.
В глазах Клавы читалась растерянность, она никак не могла понять, что происходит. Руки мужа нежно скользнули по ее телу, но это вызвало у нее только страх. Уж слишком все это было необычно…
– Да ты никак боишься меня, лапонька? – произнес Жора, сжав ее груди, затем нагнулся и припал к губам жены. Его поцелуй был таким долгим и страстным, что даже Клава не выдержала и обняла мужа, уже ничего не понимая.
– Ты и вправду хороша. – Жора отстранился от жены, удовлетворенно вздохнул. – Но этим мы займемся чуть позже…
Он встал, с удовольствием потянулся. Взглянул на жену.
– Вот что, кисонька: приготовь-ка нам праздничный обед. Часикам к двум. – Он взглянул на большие настенные часы. – Отметим мое выздоровление. А я пока немного прогуляюсь…
Причесав рукой волосы, Жора подмигнул жене и вышел из комнаты, насвистывая на ходу какую-то песенку. Спустя минуту хлопнула входная дверь, затем внизу бабахнула дверь подъезда. Все стихло, умолк даже проклятый мотоцикл. Сидя на кровати, Клава молча смотрела в окно, и не знала уже, чего в ее душе было больше – радости или страха.
* * *
Этим вечером только и было разговоров, что о ее чудесном воскрешении. Ольгу тщательно осмотрел сухощавый пожилой врач и был настолько удовлетворен результатом, что девушку тут же перевели в другую палату.
Здесь на нее смотрели с любопытством – не каждый день видишь человека, проспавшего больше восьми месяцев. Однако юная леди вежливо ушла от расспросов, сославшись на амнезию. После чего попросила у своей соседки-ровесницы какой-то потрепанный журнал и углубилась в чтение.
Ближе к вечеру зашла медсестра и радостно сообщила ей, что они уже связались с ее родителями. Мама приедет послезавтра – раньше добраться не сможет, а отец сейчас в рейсе, должен вернуться через месяц. Завтра через пароходство ему сообщат о выздоровлении дочери и он, может быть, вернется раньше на каком-нибудь другом судне.
– Теперь, Оленька, у тебя все будет хорошо, – улыбнувшись, медсестра вышла из палаты, думая о том, что и в наше приземленное время ещё случаются чудеса.
Когда она открыла глаза, шел второй час ночи. За окном шумел ветер – надвигалась гроза. И это было как нельзя кстати.
В палате все спали. Соседка Татьяны тихонько причмокивала во сне и чему-то улыбалась, у самой двери кто-то громко похрапывал. Прислушавшись – все ли тихо – Татьяна медленно поднялась, стараясь не злить лишний раз скрипучую кровать. Сунув ноги в тапочки, еще раз огляделась и осторожно, стараясь никого не разбудить, выскользнула из палаты…
