Читать онлайн Алиса Анисимова - Любимое чудо

Когда я была маленькой, ещё дошкольницей, любящей всё своё свободное от домашних посиделок, приёмов пищи, сна и чего-нибудь такого, что требовало срочного присутствия, проводить на улице во дворе, с друзьями, всё было прекрасно. Ребёнок, не столкнувшийся с массой коллективных бед, когда каждый считает своим долгом найти изгоя и всеми силами портить ему жизнь, может прекрасно сосуществовать со всем миром, не задумываясь о плохом.

Мои светлые, коротко остриженные после экспериментов с чёлкой, волосы торчали во все стороны. Гроза крапивы и лопухов, Алина Арашина вставала ровно в восемь часов утра, умывалась, кушала, одевалась, а после шла на обход территории.

Всегда казалось, что в такие моменты насекомые прятались по домам и лишь самые храбрые оставались на поверхности, куда-то спеша по своим делам. Мои загребущие руки тянулись к этим панически убегающим козявкам, пытающимся оставить свои многочисленные конечности на теле, а не в пальцах страшного существа.

– Алин, ну новое же платье!

Хотелось бы оставить его таким же новым и чистым, пахнущим магазином, лавандой, но я никогда не замечала, как оно снова и снова купалось в грязной луже.

– Вот починят дорогу, тогда и поговорим.

Я старательно копировала фразу папы, которую он повторял на все возмущения мамы об испачканной обуви. Во всём виновато правительство, не желающее чинить наш двор, мужчина, идущий не глядя и оттого попадающий в грязь, ни в чём не виноват. Как и его дочь.

Поговорим… Некое эфемерное слово, означающее промежуток времени равный как секунде, как и вечности. Ну, однажды мы ведь точно поговорим, обещаю. Так можно говорить до скончания веков, пока мир не обвалится в пропасть, а мы все не сгинем вместе с ним.

Мама особо ничего не рассказывала о школе, но мне отчего-то безумно туда хотелось. Школьные принадлежности, мимо которых мы проходили в магазине, буквально притягивали к себе как мощный магнит. Хотелось быть причастной к чему-то доколе невиданному, новому, неизведанному. Вполне адекватное желание для ребёнка, коим я и была.

Взрослые всегда умилялись. Какая милая девочка, как она трепетно хочет поскорее вступить в новую жизнь, которая ещё остаётся покрытой завесой тайны.

Потом умиляться не пришлось.

Никогда не могла всерьёз пожаловаться на детство. Оно у меня было прекрасным, полным интересных занятий, свободы и возможности существовать как ещё маленький, растущий человек.

Во дворе помимо меня жило ещё две девочки сестрёнки, Даша младше, Юля старше и несколько мальчишек, гурьбой носящихся по улицам. Самые старшие, те, которые уже в силу своего «солидного возраста» не могли позволить себе вот такую беготню, частенько находились в няньках у младшего поколения. Их попытки следить за нами чаще оборачивались разбитыми коленками и попытками угнаться за хохочущей, визжащей от восторга, мелкотнёй.

– Я здесь! Здесь! – кричал один.

– Догони! – вопил второй и из-под кроссовок буквально выстреливали камни.

Родители всегда сравнивали нас с гоночными машинами и старались не пускать на детскую площадку для самых маленьких. Где карапузы, едва научившиеся удерживать своё тело в относительном равновесии, наслаждались вниманием своих мам и редких пап, возвышающихся над ними монументально стоящими скалами.

Не смотря на столь незаметные для нас ограничения, нет-нет, а кто-нибудь всё равно туда пробирался, громко смеясь и подбрасывая в воздух песок. Некая маленькая победа. Которой впоследствии можно было похвалиться.

В деревянных домиках девочки варили еду, рассчитывались листьями, носили песок, качали кукол и всячески «кормили» мальчиков, порой прибегающих к ним. Это была наша игра, буквально узаконенная документально, нацарапанный на коре свод правил до сих пор хранился моей мамой.

Родственницы, у кого тоже были дочери, всегда удивлялись моему характеру, о чём постоянно говорили маме. Как это возможно, такая красавица, умница, вроде бы не мальчишка сорванец, а всё равно бегает с ними, гоняет на велосипеде, забивает мяч в ворота. Кричит с импровизированных трибун.

– Неужели она всегда была такой? – качали они головами и упорно дарили мне кукол в розовых платьицах.

Папа подарил игрушечный автобус.

В моей жизни вечно всё перекручивалось, дробилось на части. Вроде бы девочка, а в то же время уже рисует на лицо полосы, втыкает в причёску перья голубей, любящих погулять во дворе огромной стаей, и уже бежит вперёд, громко крича, изображая индейца.

Взрослым было не объяснить, отчего это так классно, отчего сидение на месте и рисование портретов – скучно, а все слова о том, что нужно спокойно сидеть за столом, не дёргать ногами, не прыгать по коленям – пролетают мимо.

– Вот ты так хочешь в школу, а там так нельзя.

– Ну и что?

Мне было искренне не понятно, почему все так стараются изменить моё поведение и облачить в нечто розовое, с массой оборочек, рюш и пуговок, застёгивать которые являлось сущим мучением.

Взрослые это прекрасно понимали.

Я видела себя завоевательницей других миров. Справедливой правительницей, сильной, храброй воительницей, спасающей родину от страшной угрозы. Всё это постоянно фигурировало в моих снах, рассказах, однако взрослые старательно закрывали глаза, пропуская мимо ушей абсолютно все без исключения восторженные речь, пестрящие многочисленными подробностями.

– Алина, ну пойми, не нужно смотреть столько фильмов на ночь. Ты становишься слишком активной, вот такие сны и снятся.

Но я не хотела жить иначе.

Меня всё вполне устраивало и было совершенно не понятно, отчего моей маме хотелось изменить самое сердце столь любимых интересов.

– Неужели ты не можешь усмирить собственную дочь? – мои многочисленные родственницы всегда считали своим долгом указать на это.

Мама что-то говорила, пыталась оправдать меня, себя. С каждым разом делать это становилось всё сложнее. Уже не списать на возраст, любовь к беготне, бьющую ключом энергию.

– Не можешь?

Она не могла.

Я была неусмиримой.

Мои любимые конфеты стоили совсем дёшево и мама частенько давала несколько звенящих монет, чтобы я смогла купить что-нибудь вкусное в неподалёку стоящем ларьке. Там работали две женщины, заменяя друг друга и приходилось выгадывать именно нужную смену, дабы не попасть на многочисленные расспросы.

Одна из них двоих, с постоянной завивкой на голове, что делало её похожей на барашка, постоянно выясняла, не вредно ли есть столько сладкого, следят ли за этим взрослые, почему бегаю одна, а не беру с собой сопровождающих.

– Ты же ещё такая маленькая, – говорила она, а я злилась.

Ну неужели ей правда так нужно было знать все подробности?

– Мама рядом, ждёт меня.

Приходилось спешно запихивать конфеты в карман, одну засовывать в рот и со всех ног убегать. Впрочем, завернув за угол тут же останавливалась, восстанавливала дыхание и шла уже спокойно. Всегда надеялась, что эта женщина не выйдет из своего ларька и не проследит мой путь до дома.

Отчего-то именно это пугало больше всего.

Другая же была великолепной. Она только коротко уточняла, что мне нужно, тщательно взвешивала, вручала мне очередной пустой конверт с красивой маркой, пакет со сладостями, забирала деньги и прощалась.

Однажды меня безумно увлекли цветные марки, настолько, что я стала забирать все конверты родителей, чтобы вырезать оттуда. Вот так незаметно и началась эта долгая любовь.

Мама между делом рассказала своей знакомой на прогулке, та другой, так и пошло. Наш двор был достаточно маленьким, все друг друга знали, именно из-за этого любая сплетня в мгновение ока разлеталась по всем квартирам, умудряясь охватить едва ли не весь город.

Зато для меня это послужило прекрасной возможностью получать конверты с красивыми марками от всех, кто так или иначе помнил о таком невинном увлечении. Многочисленные родственницы даже хвалили маму, хитро улыбаясь. Мол, какая у тебя дочка молодец, наконец за ум взялась, перестала бегать с мальчишками.

Они просто ничего толком не знали.

В начальной школе я влюбилась. Совершенно адекватная девочка с огромными бантами на голове и вечно распахнутыми глазами, вдруг превратилась в маленького сыщика, имеющего видимо врождённые умения отыскивать всю необходимую информацию. Объект моего желания являлся лопоухим и довольно низким мальчиком. Постоянно шмыгающим носом, но отчего-то кажущимся самым красивым на этом свете.

Мы не начали встречаться, не начали держаться за руки и говорить всем, что скоро поженимся. Его просто увезли в другой город родители и на этом пылкая любовь мигом прекратилась. Летние каникулы внесли окончательное равновесие в мой пока что неокрепший разум и всё снова встало на круги своя.

– Ну, ничего, – говорила мама, – будет у тебя ещё сотня кавалеров.

Сотня не сложилась, может и к лучшему.

А дальше была школа, были одноклассники и год за годом я всё больше менялась, прекращая представлять из себя милую маленькую девочку.

Мама тогда ещё имела силы постоянно возмущаться, куда катится её дочь. Оценки оставались хорошими, поведение отличным, вот только эта внешность могла довести любого до ручки, особенно близкого родственника.

– Думаешь, если будешь так одеваться, одноклассники проникнутся к тебе уважением? – спрашивала она раз за разом, словно один прошедший день мог что-то изменить.

– Они в любом случае будут меня унижать.

– Будут, пока ты не начнёшь нормально одеваться.

Вот и вся помощь.

Папа просто махнул рукой сказав, что я имею полное права самовыражаться и уехал на работу. Работа, дом, семья, работа, какой-то замкнутый круг получается.

В школе всё оставалось как прежде.

Ещё позавчера днём, часа в четыре, я хотела просто отдохнуть, посмотреть фильм, расслабиться. В конце концов это был мой заслуженный выходной, в который следовало выключить телефон, задёрнуть плотные, почти не пропускающие свет шторы, потушить свет, включить какую-нибудь слезливую мелодраму на сорок серий и, укутав ноги в плед, забыть обо всём, разглядывая лица актёров, тщетно пытающихся отыграть необходимые эмоции.

– О, Костя, прошу, прости! – взывала блондинка, заламывая руки.

– Ты дура, – оборонил Костя, стряхивая её ладонь со своего плеча.

Идеальная картина, состоящая из двух людей, мало представляющих страдание. Зато у актрисы глаза красиво накрашены, а Костя… Костью можно показать моему однокласснику, пусть так оденется и все девочки его.

Телефон выключить забыла, он-то и прозвенел ровно в четыре тридцать дня, выплёскивая на сонный мозг последние новости, рассказы о красивом платье, выборе салона и выполненных по последнему писку моды ногтях, в случае чего имеющих все шансы стать оружием убийства или же средством самозащиты. Ни тебе балончиков, ни умений драться. Ногтями в глаз и всё, готовенький лежит, корчится от боли, дырочку руками зажимает.

Отрешиться от мира не удалось, в телефоне белокурая Олечка, в моменте пика эмоций задирающая брови, рассказывала о своих планах на выпускной, между делом задавая самый важный вопрос в её жизни: «С кем лучше пойти?».

Широкий выбор мальчиков, не так ли. Куда не плюнь, везде красавцы. Вчера вот темноволосый Алексей, смахивающий на актёра, но, видимо, очень скрытного, раз о нём никто не знает, предлагал пойти вместе. Точнее поехать, ведь его отец выделил для единственного сына и по совместительству наследника машину с личным водителем.