Любимых убивают все - страница 24



Аксель утвердительно кивнул, поджав губы.

– Вот и отличненько, – радостно отозвалась Йенни и неловко развела в стороны руки. – Иди теперь сюда! Free hugs[19]!

Недолго думая, Аксель заключил ее в объятия. Йенни по-матерински нежно обняла его в ответ.

– Друзья? – негромко прошептала она, прижавшись щекой к груди Акселя.

– Друзья.

Аксель сделал глубокий вдох, зажмурился. Он с упоением смаковал карамельно-цветочно-ягодный аромат ее духов. А Йенни в свою очередь по-детски доверчиво прильнула к нему и крепче обхватила его спину руками чуть ниже лопаток.

Они простояли так чуть меньше минуты. Мягкая ночная тишина облепила их, словно пух.

– Так, ладно, это уже становится немного странно и неудобно, – пробормотала Йенни, спешно отстраняясь. Едва заметные ямочки виднелись на ее раскрасневшихся щеках.

– Да, ты, наверное, права.

– Так… куда пойдем? Или ты хотел просто погулять где-нибудь?

– Без разницы, честно. Пойдем туда, куда хочешь.

Чернильно-синее небо усеяли мерцающие звезды, подмигивавшие из-за серебристых туч. Вдоль узких улиц горели фонари. И воздух, пропитавшийся этой прекрасной ночью, пах по-особенному, сладко-травянистым ароматом приближающегося лета.

Сначала Аксель и Йенни говорили на отвлеченные темы, шутили, смеялись. Даже успели обсудить проект. Но чем дольше они рассекали по знакомым с детства местам, чем сильнее проникались магией той изумительной весенней ночи, тем более личными и значимыми становились их разговоры.

– Знаешь, я не хочу, чтобы у тебя сложилось такое… дурное впечатление о ней. Ты просто постарайся понять… представить, каково ей. Наверное, даже мне никогда не понять, как ей больно. Может, если бы я понимал… если бы знал, что делать… если бы заботился о ней лучше, ей стало бы легче, – сказал Аксель, потом закурил, невидящим взглядом смотря перед собой. Безмятежная луна мягко освещала его красивое, но хмурое лицо. – Папа умер из-за сердечной недостаточности. Приступы случались часто в последний год, но в этот раз… В этот раз сердце не выдержало. Мы знали, что такое может произойти в любой момент, и вроде бы были готовы, но все случилось так неожиданно… Наверное, к чьей-то смерти вообще невозможно быть полностью готовым. Маме было очень больно тогда. Все заметили, как она резко постарела лет на пять. Но держалась очень мужественно. Я не ожидал. Но это, конечно, несравнимо с тем, что было через два месяца, когда умер Робби. Никто не мог даже такое вообразить… Я тогда остался на каникулы у него в Стокгольме, и он решил сводить меня в один очень популярный клуб. Там Робби, как потом выяснилось, принял какую-то адскую смесь из тяжелых наркотиков. Ему стало плохо, и я, не понимая, что с ним происходит, вывел его на улицу подышать свежим воздухом. А потом… – Аксель нахмурился. Взгляд его остекленел. – Его не стало по дороге в больницу. Мама приехала в Стокгольм через шесть часов. И, кажется, мама – такая, какой я ее знал, – тоже умерла в тот день. – Аксель повернул голову к Йенни и посмотрел на ее лицо – пустое и бледное, полное невыразимого ужаса. – Не представляешь, каково видеть мать, которой пришлось оплакивать своего ребенка. Не знаю, может ли быть хоть что-то хуже этого. – Аксель вздохнул и глубоко затянулся.

Йенни молча смотрела на него, кусая губы, и ничего уже не чувствовала, кроме его боли – рвущей, совсем не детской.

Аксель не увидел в ее взгляде ни привычного лицемерного сочувствия, под пеленой которого скрывались мысли вроде «Как хорошо, что все это случилось не со мной», ни раздражающей жалости.