— Я тоже, милая, я тоже.
— Нам надо расслабиться и получить удовольствие, а там, где удовольствие, возможно, и малыш...— вырываются с моих губ запретные слова.
Замечаю, как отстраняется Мирон, и хмурится. Прикусываю язык в буквальном смысле этого слова.
— Прости, — он кивает, — сорвалось.
— Оль, а мы можем сегодня об этом не говорить? Как ты сама сказала: просто расслабиться, просто получить удовольствие, просто заняться сексом, безудержным, страстным. Где нет дум о зачатии и подобных вопросов, от которых я уже просто устал? У нас раньше снос головы был в отношениях, а теперь… Секс по расписанию, чтобы зачать. Оль, драйв где? Нужен нам такой ценой ребёнок?
— Мир, прости... У меня вылетело это неосознанно, не специально, — ругаю себя за то, что только что ляпнула. — Я не нарочно.
А про секс, когда везде и много, страстно и прекрасно, в голове так и крутится мысль, что всё было бы возможно, если бы он предложил маме вернуться в её квартиру после восстановления от болезни.
Нам бы не пришлось ориентироваться на ещё одного человека в доме и подстраиваться под обстоятельства. Но то, что думаю, то вслух не говорю.
Да, однажды он попытался намекнуть ей, что молодые должны жить вдвоём, но она этот намёк восприняла как оскорбление, вспомнив, что в её деревенской семье они жили дружно толпой и никто никому никогда не мешал!
Мирон домывается и выходит молча.
— Оль, я тоже переживаю, что у нас не получается малыш, но год после выкидыша ведь это... Немного. Так говорят врачи, — и всё-таки подключается к теме моих переживаний вернувшись.
— Чуть больше года… Но… Конечно, — киваю несколько раз, пытаюсь успокоить то ли себя, то ли его. — Может, ты бы сходил со мной в больницу?
— Нет! — резче обычного. — Я пока не готов. Что мне там делать? Что обследовать? Получился один ребёнок, получится и другой. Только, Оля, не клюй мне мозги, прошу.
Вот и закончили романтический вечер, который толком не успел начаться…
— Мирон, нам надо ехать, да? — выхожу за ним из душа следом.
Он хмур и расстроен. Кивает.
— Что-то случилось?
— Да сестра там опять рыдает. Бывший муж приходил, просится обратно, но она его не пускает. Приехала к нам, с детьми. Они там на ушах стоят, мать не справляется.
— Мир, зачем твоя сестра рожала двоих детей, если она не может с ними справиться?
Он ничего не отвечает, и домой мы уже едем молча.
— Где вы были? — слышу, как задаёт вопрос моему мужу свекровь, когда мы возвращаемся домой.
— В смысле, где мы были? — Мирон удивлённо вздёргивает бровь. Он возмущён, но старается сдержаться от грубости. — Я же сказал время своей женой. Что неясно? — а теперь кажется — сорвётся.
Я беру его за руку, он поворачивает ко мне лицо и смотрит с вопросом.
— Не надо так, — говорю ему тихо и кручу отрицательно головой. — Угомонись.
— Мирон, мне кажется, или ты злишься на меня? — продолжает допрос моя свекровь. — Но что я такого сделала? Просто волнуюсь за вас, как любая мать!
Зря она так. Он и так очень напряжён, неужели она не видит? Зачем накручивает его ещё больше? Мирон редко бывает груб, но, если его несёт, остановить уже сложно.
— Давай, я пойду спать, хорошо? — вижу, как ходят на лице желваки. Сжимает мою руку и тянет за собой наверх, но потом останавливается и снова поворачивается к ней. — Мама, пока ты восстанавливалась, мне казалось, что мы уживались вполне неплохо. Или я не прав?
