в котором принято толкаться локтями.
Балашов забился в дальний угол парковки, заглушил движок и покосился на Багдасарова. Присутствие чужака по-прежнему раздражало, но вытолкать его взашей парень не торопился. Вопросы в его светловолосой башке плодились, как тараканы, и так же шустро разбегались, не позволяя высказаться бескомпромиссно и резко. Влада отчего-то тоже медлила. Может, ждала каких-то признаний, или собиралась с духом, как вариант.
В конце концов, неловкое молчание утомило всех присутствующих, но первым не выдержал именно Балашов. Потому что шкура на нём горела, а выдержка, судя по поспешным выводам и необдуманным действиям, уже не раз подводила.
– Может, поговорим? – вконец растеряв решимость, выдал он тихо и на выдохе.
Влада подалась вперёд и извернулась, чтобы смотреть другу в лицо. Балашову такой поворот отчего-то пришёлся не по вкусу. Он нервно шарахнулся и поторопился стереть наваждение ладонью. Причём, провернул это вполне успешно. И вот спустя мгновение перед Багдасаровым оказался вполне доброжелательный парень. Улыбчивый, обаятельный и чуточку дурашливый. Всё верно: девчонки всегда ведутся на этот примитивный, но весьма эффектный набор. Багдасаров и сам частенько грешил этим, а то и вовсе злоупотреблял, но сейчас Балашов не просто был близок к провалу. Он с грохотом рухнул, не забывая при этом отплясывать джигу.
– Давайте рассказывайте, от кого это вы так улепётывали, – примирительно подсказал он, с чего стоит начать. Багдасаров мысленно поаплодировал: одно балашовское «вы» стоило дорого.
Увы, попытка оттянуть неизбежное, не удалась. Она вышла весьма неудачной и опрометчивой. Влада неодобрительно поцокала и вымученно улыбнулась.
– Нет, Рус, рассказывать будешь ты, – сдавленно проговорила она и крепко зажмурилась.
Балашов изменился в лице, но отчаянно молчал. К его глубочайшему сожалению, терпение у Влады было не безгранично, но тут вписался Багдасаров:
– Послушай, парень, – порывисто процедил он, но тут же старательно вздохнул и продолжил куда более дружелюбно. – Рус, кажется? – улыбнулся Багдасаров так же дурашливо, как и Балашов минуту назад. – Ты, подозреваю, по неопытности и неосторожности встрял в очень нехорошую историю и…
– Ты кто, вообще, такой?! – взвился Балашов, не желая прогибаться под чужака.
Багдасаров аж облизнулся от нахлынувшего злого азарта. И продолжил:
– Куда хуже, если затеял всё это с умыслом. Ну, не знаю… чтобы произвести впечатление. На девушку, например.
Та самая девушка на заднем сидении медленно закивала и мысленно распяла Багдасарова, а ещё прижгла раскалённой кочергой его болтливый язык. Всё это читалось в полыхающем взгляде, ужасая подробностями.
Увы, Балашов крайне неосмотрительно шёл в отказ и отнекивался. Хотя его глаза тоже пылали, этого не отнять. Но в отличие от Влады, пылали они не праведным огнём, а лютой ненавистью. А Багдасаров улыбался. Он очень хотел придушить щенка, но… нет, ему было позволено только улыбаться.
Вчера с Владой они этого так и не обсудили. Как по Багдасарову, так он бы не отказался от подробностей, но Влада же чисто по-женски надеялась, что к утру… проблема не рассосётся, нет, но вдруг удастся хотя бы посмотреть на неё свежим, беспристрастным взглядом.
Свежатиной здесь не пахло и даже наоборот, тянуло мерзким смрадом исключительной предвзятости. Даже сейчас, так и не получив ответ, Влада оказалась разочарована. Снова и… как всегда.
