Ледяной мартовский ветер гулял с утра по Тапе, выдувая из подворотен зазевавшихся прохожих. Именно он подхватил и занес Фуата в цветочный магазин. Фиалковые глаза Сандрин, похоже, притягивали его, как магнит, поэтому дверь магазина «Кактусы» больно хлопнула его по спине, и он оказался внутри.
Фуат понимал, что лучше этого не делать, ведь уже нет Ильи, а значит – все пути открыты, и это пугало больше всего: ведь мужскую храбрость заклинило там, где война и подвиги, а не там, где любовь и слезы.
В магазине было полутемно, везде стояли корзины с цветами… Как во сне, он выбрал букет из пяти голубых роз, чихнув от душного аромата, и подошел к кассе; до этого он лишь краем глаза посмел взглянуть на нее… Сандрин быстро считала мелочь и тоже мельком взглянула на покупателя в старой куртке, безошибочно определив, что зашел мужчина с небольшим достатком и большой долей пугливости, потому что не попросил составить ему букет.
– С вас пятьдесят крон, – выбила чек она.
– Похоже, ваши цветы из золота?… – неожиданно возмутился он.
– Из золота ваша любовь, которую вы присовокупите к букету, – ухмыльнулась благообразная старуха в канотье, высунувшись из подсобки.
– Про любовь вы к месту ввернули, бабуся, – хмыкнул агент, отсчитывая три двадцатки.
И тут, услышав тембр его голоса, Сандрин вздрогнула.
– Вы… случайно, не Лев Щеглов?… – взяв из его рук деньги, спросила она.
– Нет, а что? – улыбнулся Фуат. – Меня зовут Андрис Закошанский, – протянул он руку. – А вас?
– А так похожи. – Сандрин отсчитала десять крон и демонстративно отвернулась.
Фуат направился к выходу, намеренно притормозив у двери, где стояли горшки с петуньями, и не ошибся – она догнала его.
– Подождите, – она смотрела на Фуата снизу вверх. – Вы ведь русский?… Я вас узнала… Вы были у нас дома!
– Мне, право, неловко, но вы ошиблись, мадам, – Фуат вздохнул и снова посмотрел на нее.
Ни сына, ни мужа у нее больше нет! Она – вдова, и он один. Вот он, его шанс, жизнь не забыла о нем!..
Внезапно агент повернулся и пошел прочь, обиженно щурясь.
«Иди… иди, – бормотал он. – Я не хочу больше говорить с ней!»
Дворники размазывали по стеклу дождевые следы, когда он сел в машину.
Недаром пожившие люди говорят, что не надо пытаться смотреть в глаза старой любви… Не надо! Фиалковые глаза Сандрин заметно потускнели, и выглядела она уставшей и потерянной вдовой сорока лет… Хотя, возможно, сегодня был просто не ее день?
– Так сложилась жизнь, просто – так сложилась, – повторял, пока не охрип, Фуат.
У лодочной станции его машину встретил громовым лаем серый грязный кабысдох… Паркуя машину, Фуат увидел какой-то сверток, который валялся на песке у берега, но, когда через полминуты он входил в калитку, ни свертка, ни кабысдоха там уже не было.
Фуат удрученно вздохнул, он снова вспомнил фиалковый цвет глаз Сандрин и ее хрипловатый голос… И он клял себя, что не смог сказать ей о своих чувствах больше двадцати лет назад. «Она меня вспомнила!» – улыбнулся он и оглянулся.
Всю земную поверхность, которую охватывали глаза, заполнила густая дождевая пыль… Он открыл замок и зашел в дом.
Руку фельдъегеря – вот что он начнет искать прямо сегодня, с тем самым пристегнутым к ней «дипломатом», решил он.
– А Сашка Синицына, то есть Котова… А о Сашке Котовой я подумаю завтра, – жаря яичницу и наливая в литровую кружку пиво, бормотал агент.
На столе в банке из-под анчоусов стояло пять голубых роз.
