Но здравый смысл, скорость езды и ветер в лицо – охладили его пыл, привели в порядок воспалённые мысли, и Атаназиус даже поблагодарил Господа за то, что не остался в деревне. Впереди ждало главное дело, ради которого он и приехал из далёкой Германии.
Спустя полчаса сани стояли уже у новой гостиницы с яркой вывеской над парадным подъездом: «Европейская». Хотя если глянуть на маленькие, бедные и кособокие домишки, вросшие в мостовую по-соседству с ней на городской площади, то никак нельзя было согласиться с таким помпезным названием.
Выйдя из саней, Штернер полез во внутренний карман пальто, достал кожаный кошель и вытащил пятидесятирублёвую ассигнацию.
– Спасибо, Никифор!
Тот так и застыл на месте:
– Не много ли будет, барин?…
– Не много! Ребятёнка своего вылечите… Второго коня купите, возок новый…
– Видать, зубки у Ванюшки моего пошли… – растерянно пробормотал извозчик, бережно кладя деньги за пазуху, и старательно подсчитывая в уме, сколько стопок пожелает его одинока душа, ибо ни жены, ни тем более, сына Ванюшки у него и в помине не было.
Однако Штернер его уже не слышал. Бородатый швейцар, без которого зуевская гостиница ну никак не могла бы зваться «Европейской», уже открывал с поклоном перед молодым иностранцем скрипучую дубовую дверь.
Глава V
МАЛОЛЕТНИЙ ПРЕСТУПНИК
«Ты хочешь мёду, сын? —
Так жала не страшись…»
Константин БАТЮШКОВ
Что же случилось пятнадцать лет назад, когда крепостной десятилетний мальчик, «помещичий крестьянин», чья жизнь и судьба принадлежала своему хозяину, сумел вырваться на волю? Кто помог ему в этом? Кто дал отчаянный совет? Отец давно в могиле, матушка тяжело болеет, да и не отпустила бы его от себя. И старшая сестра бежать не позволила бы. Соседи такие же бесправные крестьяне, однако, никто из них не стал пытать Судьбу на прочность, ибо каждый знал, что жизнь крепостных соткана из гнилой пеньки, едва прикоснись – разлетится над полем одуванчиком. Но Афоня Барабанов – то ли по незнанию своему, то ли по малолетству – всё же решил Судьбу испытать. А может быть, это она его так испытала…
…Спустя три дня после празднования Дня ангела Осипова-Синклитикийского случилось событие, которого никто никак не ожидал.
«Сад садов», как мы уже знаем, охранялся круглые сутки, с весны до поздней осени, грозными сторожами с собаками – не только от диких кабанов и зайцев, но и от кротов, крыс и мышей-полёвок. Ещё от злодеев из крепостных.
А охранять в Саду было что. Кроме плодовых кустов и деревьев, в нём стояли оранжереи, полные заморских овощей и фруктов, а на Медовой поляне находился большой пчельник, с сотней ульев.
Сергей Кириллович не только вкушал мёд сам, не только угощал своих гостей или дарил друзьям-приятелям, но и продавал густой и ароматный «напиток богов» на ярмарках и рынках. Продавал, конечно, не сам, зато деньги подсчитывал самолично. Каждая тяжёлая капля драгоценного нектара превращалась для него в «медоносный медяк», и много лет подряд он знал, сколько таких звонких монет, следует выручить от проданного мёда. И если их оказывалось меньше – всех, кто работал на пчельнике, ожидала порка, да такая крепкая, что несчастные молили Бога лучше быть ужаленными всеми пчёлами со всех ульев, чем вытерпеть пытку «кошками» о трёх концах, из смолёной пеньки, или сыромятными ремнями. Причины недостачи денег барин не выяснял. Ему было всё равно – стало ли пчелиных семей меньше, мёд ли на рынке подешевел или от летней засухи пчёлы не доедали, и уж, конечно, случилось ли что-нибудь из ряда вон выходящее на самом пчельнике.
