Любовь и жулики, или Охмурить принца - страница 18



- О, как раз! – обрадовалась девушка, посмотрев, как село на мне платье. – Только корсетик нужно потуже затянуть, так поблагороднее будет. Ты уж мне поверь: я в дворцовой моде разбираюсь. Как-никак, при дворе служу.

Она снова гордо вздернула подбородок.

- При королевском? – зачем-то уточнила я.

- Ну да, - улыбнулась Мирин. – Горничной. А ты думала, информация из воздуха берется?

- Да я вообще-то… - замялась я, не зная, что вообще на такое отвечать. Ох, блин, влипла… Сплошные уголовники, а я… я… Ё-мое, ну и репутация же у меня будет после всего этого…

- Да ты не пугайся, - рассмеялась девушка, заметив мой пришибленный вид. - Тут все хорошие люди, правда-правда! Просто профессия такая. Я вот горничная, а кто-то пыточник. Не всем же принцами быть, кто-то должен и грязную работу делать. Держи.

Она подала мне выпавшую бумажку.

- Это не мое, - тут же отстранилась я. – Мне это подсунули.

Мирин прыснула.

- Ты чего как в допросной? – она смело развернула листок. – О, а вот и фейский контракт!

Я тут же вырвала у нее листок, быстро развернула и впилась взглядом.

- Ну, что там? Что там? – Мирин аж подпрыгивала от нетерпения, нисколько не сомневаясь, что с ней поделятся информацией. Мне и самой было интересно. Очень интересно. Жуть, как интересно. И «жуть» тут – главное слово. Чего там напридумывала эта сумасшедшая феиха?

- «Контракт на желание», - прочитала я витиеватое название, выведенное фиолетовыми чернилами. – «Сие желание даруется крестнице моей, Любови Саушкиной, во исполнение пятнадцатилетнего обязательства и от всей души».

- Ну, дальше-дальше, - поторопила меня Мирин, приплясывая рядом от нетерпения. – Это все мура, пропускай. Самое главное там, где в стихах.

Я пробежала глазами строчки с нудятиной, вышедшей из-под пера местных нотариусов, и нашла такое четверостишие:

Люблю я крестницу свою.

Кусочек счастья ей дарю.

Пускай ей крупно повезет:

Пусть принца своего найдет.

Под этим бездарным сочинением стояла размашистая подпись – похоже, сделанная кровью – и сургучная печать с изображением биты, звездочек и птичек, летающих по кругу.

- Ой, какая прелесть! – Мирин подхватила лист и закружилась с ним по комнате. – Это же настоящее заклинание феи! Первый раз вижу. Восторг! Прелесть-прелесть-прелесть!

Она запрыгала по комнате, повизгивая от радости. Потом вспомнила про меня:

- Пошли скорее вниз, - сказала Мирин, дернув меня за руку так, что кости чуть не вылетели из суставов. – Надо показать Айше. Давай-давай!

И мы полетели вниз. Я кое-как перебирала ногами: лесенка была довольно крутой, и мне не хотелось расстаться с жизнью методом переломанной шеи. На последней ступеньке все-таки споткнулась и полетела вперед – прямо в объятия шкафоподобного человека. Тот, в отличие от Кречета, ловить «падшую» женщину не стал, так что я врезалась ему в живот, отскочила и уселась на задницу. Темные, налитые кровью глаза размером с блюдца сурово прищурились, заскрипели зубы, и туша двинулась на меня.

- Любовь, чего сидишь, отойди, Волдырь пива хочет, - прочирикала мне Мирин. Я тут же подорвалась и послушно отскочила в сторону. Человек-шкаф величественно прошествовал к стойке, бухнул на нее пустую кружку размером с бочонок и забрал другую – такую же, но полную.

- Изв-вините, - покаялась я, но представленный мне Волдырь не обратил на случайную помеху никакого внимания.

- Айша, ты щас умрешь! – Мирин тут же атаковала освободившуюся барную стойку, грозно размахнувшись и припечатав к ней лист бумаги. – Она и правда крестница феи!