Мысленно соединив концы отметин на стене, я получил пентаграмму.
Через день Горький позвонил и привез мой кондиционер.
– Все готово, – сказал Горький.
Таким тоном, наверное, конструктор Королев давал команду, впервые посылая человека в космос.
– А где риски? – оглядывая стены, спросил Горький.
– Риски?
– Риски… Я вам стены пометил…
– Вы пометили мне стены?
Горький вздохнул.
– Крестики мелом…
– Ах, мелом… Наверное, уборщица… извините.
– Ничего… – неожиданно легко согласился Горький. – Я вам сейчас снова помечу. Это недолго.
На этот раз Горький не пользовался лазером и пометил мои стены минут за пять.
– Не поможете? – спросил Горький, закончив.
– Чем именно?
– Кондиционер принести. Я сегодня один. Без напарника.
Когда мы с Горьким, пыхтя, поднимали кондиционер по лестнице (никогда не думал, что кондиционеры такие тяжелые), нас догнал хорошо одетый гражданин. Хорошо одетый гражданин явно спешил, но никак не мог нас обойти: Горький, кондиционер и я занимали весь пролет. Тогда гражданин, видимо, в надежде ускорить процесс, предложил свою помощь.
Когда мы втроем внесли кондиционер ко мне в офис и с почтительной осторожностью опустили его на пол, хорошо одетый гражданин спросил, не подскажу ли я, где здесь адвокатское бюро Шоты Горгадзе.
Я сказал, что подскажу, и подсказал.
Тогда гражданин спросил, может ли он увидеть самого Горгадзе.
Я сказал, что может, и протянул гражданину руку.
Гражданин не очень крепко пожал ее, видимо, принимая какое-то непростое решение. По его взгляду мне было ясно, что он узнал меня еще там, на лестничном пролете, но, дабы избежать неловкой ситуации, когда рукопожатие было невозможно из-за ноши, разыграл сцену знакомства уже в приемной.
– Левин, Илья Левин, – представился гражданин.
Я предложил обсудить его дело за обедом, сославшись на то, что неподалеку есть вполне приличный ресторан. Не потому, что я всегда обедаю с клиентами, а потому, что я вдруг узнал в нем генерального директора (и владельца) «АвДора». Того самого, который перебирал брусчатку на Красной площади.
Когда приблизительно через час я вернулся, на стене в кабинете, приветливо помаргивая изумрудным глазком, висел кондиционер, в комнате царила приятная прохлада.
А через три дня ко мне пришла девушка из транспортной фирмы этажом ниже и сказала, что я их заливаю.
В качестве доказательства она отвела меня вниз и показала темное пятно на потолке. Пятно было в форме Австралии. Точно над пятном располагался мой кондиционер.
Пока Горький ехал на вызов, Австралия превратилась в Северную Америку. Еще через час к ней прибавилась и Южная. Когда Горький, профессионально хмыкнув (и не такое видали), приставил к стене лестницу и дотронулся до кондиционера, в стене замкнуло проводку, и Горького ударило током, он упал с лестницы и сломал себе руку.
Кондиционера у меня в офисе теперь два.
Один ставила чрезвычайно серьезная фирма, второй – тот, что ставил Горький.
Горьковский подключен, но не используется. Убрать – себе дороже: стена под ним продырявлена в восьми местах.
Русская классика – страшная сила. Но я на нее не в обиде: если бы не она, мы бы никогда не поженились с девушкой, показавшей мне «Австралию».
