– Натальюшка, зачем ты так жестоко?
– Прости, не могу сейчас с тобой говорить. Мне нужно успокоиться и побыть одной, – Наталья Михайловна решительно собралась уйти к себе, но тут увидела дочь на лестнице. Та переоделась в старое, белое в бордовый цветочек платье. Оно и так было простовато, а в совокупности с внешностью выглядело совершенно неподходящим для невесты Александра Воронцова.
Граф Вересковский посмотрел на дочь и в душе полностью согласился с доводами супруги. Ее опасения, как матери, вполне имели смысл. Только корить себя за то, что сделано давным-давно бессмысленно. А вот как это исправить теперь, он себе пока не представлял. От таких мыслей лицо старого графа помрачнело.
Госпожа Вересковская проглотила комок в горле:
– Настенька, что ты в этом старье? – Заботливо сказала она. – Завтра поедим купить тебе новый гардероб! Я совсем закрутилась, нужно было все сделать еще до твоего приезда.
– Мамочка, что вы! У меня все есть. Не нужно. Это платье такое милое, с ним столько воспоминаний связано. Что мне действительно понадобится, так это траурный туалет. До сих пор не приходилось в нем нуждаться, к счастью. И вот пришло время.
– Поедем завтра же, а если хочешь, то и сегодня! – оживилась мать.
– Я доверяю вам целиком и полностью. Возьмите что-то на свое усмотрение. Единственная просьба – никаких каблуков. Лучше черные балетки и желательно шляпку с плотной вуалью, если можно.
– Конечно, я все сделаю, но ты бы сама могла.
– Простите. Я так устала с дороги и до сих пор не пришла в себя. Нет никакого настроения на походы по магазинам.
– Хорошо. Как скажешь. Я оставлю вас, – Наталья посмотрела на мужа и, получив его согласие, удалилась.
– В кабинет? – тихо спросила Настя отца. Он так же, молча, покивал в ответ, открыв перед дочерью дверь. Девушка послушно прошла в комнату, и снова нахлынули воспоминания о том, как она боялась отцовского кабинета.
Вызов в кабинет никогда не предвещал ничего хорошего. Тогда она боялась и самого отца. Очень боялась. А сейчас Ася видела, как этот осунувшийся человек смотрит на нее, и теперь он ждет прощения от нее. Казалось, теперь в нем, нет ни капли от того жесткого, категоричного и непреклонного человека. Они с отцом поменялись местами. Девушка чувствовала, что он в ее руках. Анастасия прошла в комнату и села в кресло перед столом, на свое обычное место. Отец сел на свое. Она молчала, а он смотрел на нее каким-то грустным полным сожаления взглядом.
Видя такую подавленность близкого человека, Анастасия не сдержалась. Она встала, подошла к отцу сзади и обняла его за плечи, уткнувшись щекой в седые волосы на макушке. Григорий Филиппович был слишком растроган таким жестом. Он взял руку дочери в свою, поцеловал и не сдержал слезы, стремительно скатившейся по щеке.
– Папочка! Я знаю, как тебе плохо и тяжело, только, пожалуйста, не расстраивайся так сильно! Я не хочу еще и тебя потерять. – Сказала Настя шепотом. Такие, казалось, детские слова трогали за самое глубокое и больное.
– Не потеряешь, Настасьюшка, все будет хорошо. Обязано. Просто такое впечатление, что без руки остался. Не только больно, но и не привычно жить так.
– Пап, держись, пожалуйста!
– Кроме всей этой боли… Дочь, я понимаю, что сделал и в полной мере осознаю свою вину. – Григорий Филиппович пригласил ее жестом снова сесть в кресло, чтобы видеть ее глаза. – В оправдание не могу ничего добавить более того, о чем ты уже знаешь. Мама говорит, что ты согласна на все. Мне очень горько, что я не могу ничего изменить в этой ситуации, никак повлиять на нее. Скажи только, что я могу сделать, чтобы хоть немного скрасить для тебя твое положение? Я сделаю все, о чем бы ты ни попросила. Все, что в моих силах.
