– Ну и что вы там устроили? – сестра строго посмотрела на меня.
– Пора возвращаться домой, иначе мы просто убьем друг друга.
– Куда это ты собрался? Я не отпущу тебя во вражеский стан.
– Тома, пожалуйста, ты только не начинай, ладно? Вера – родной мне человек, почему все так быстро забыли об этом?
Я услышал, как она преувеличено шумно выпустила воздух из легких в ответ.
– Не понимаю я тебя. То ли ты – дурак, то ли просто прикидываешься… Посмотри правде в глаза.
– Но ведь мы с ней все еще можем быть вместе? Может, это просто ошибка какая-то? Заляпанная страница, которую нужно просто перевернуть?
Тома покачала головой, смотря на меня с жалостью.
– Не знаю, Ян. Мне кажется, что нет. Ты каждый день ноешь о том, что она даже на твои сообщения не отвечает.
– Она отвечает, просто медленно. У нее много работы.
– Да что ты… А вот судя по ее милым перепискам с этим Германом, о работе она как раз не думает вообще. И, кстати, как долго ты еще будешь подглядывать за ними? Это просто бред какой-то, не считаешь?
Тело мое обмякло, я опустился на пол и подогнул под себя ступни.
– Знаю, что не должен этого делать.
– Ну и не делай. И так понятно, что она тебе врет. Доказательства мелькают прямо пред глазами. Зачем себя мучить?
– Я не мучаю себя. Я хочу понять ее, – ответил я, подворачивая и разматывая низ своей футболки. – Но ты права. Надо перестать читать их переписку. А еще надо извиниться перед Верой…
Тома сердито фыркнула:
– Даже и не думай! Суешь ей в лицо их любовную беседу и спрашиваешь: «Это что вообще такое?!» Пусть объяснит, почему это она тебе в уши льет, что вам надо пожить отдельно, подумать… Почему она говорит, что она одна, как и ты, а сама уже одной ногой в самолете, который везет ее к нему. И ведь красивое название придумали – командировка…
Во рту я почувствовал горький привкус недопитого кофе. Слова Томы усилили его.
Наше с Верой общение в последние дни свернулось в бесформенный клубок – на мои звонки она отвечала редко, на сообщения тоже. Я все спрашивал: как она чувствует себя, чем я могу помочь, можем ли мы снова услышать голоса друг друга. Но Вера отмахивалась. Она говорила, что тишина – единственное, что ей было нужно. Но ее тишина пронизывалась громкими обещаниями Германа, освещалась его ответной влюбленностью в мою жену. Вера врала мне.
Иногда мне казалось, что я продолжал блуждать во сне. Иногда я просыпался среди ночи, утирал лоб и ощупывал пустую кровать, спрашивая себя: не кошмаром ли было все произошедшее? Темнота, что спускалась на спящий город, таилась и в моем сердце – спутывала страницы, шелестела, и под утро я терялся: что было правдой, а что – смутным видением? Удары в грудной клетке набирали уверенность, я окончательно просыпался и возвращался в свой новый мир, мир, в котором все перевернулось – конец стал началом, верх – низом, в мир, где я ворочался на холодной простыне в слезах, без моей Веры и без моей веры в то, что я вообще когда-нибудь снова смогу спать спокойно.
– Эй, ты вообще слушаешь меня? Прием! – Тома замахала руками пред самым моим лицом и наклонилась так, что почти коснулась моего носа.
– Не придвигайся ко мне так близко, – ответил я, отталкиваясь от нее.
– А знаешь что? Тебе надо развеяться…
– Предлагаешь пойти прогуляться?
– Нет. Предлагаю собрать чемодан и смотаться.
Я недоверчиво посмотрел на сестру:
– Чего?
– Надо бы тебе уехать куда-нибудь.
