Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - страница 28

Когда Йенс вернется, я снова спрячусь в спальне. Разложу на широкой кровати свои тетрадки и учебники и буду делать домашнюю работу. Не знаю, что бы я делала, если бы не школа. Благодаря учебе, я каждый день могу выходить в свет, а не киснуть в четырех стенах, а выполнение домашнего задания коротает мне часы с обеда до вечера. После уроков я включаю себе какую-нибудь аудиокнигу на Youtube и слушаю часами, пока не наступает вечер. Под голос диктора часов в 10-ть я уже проваливаюсь в сон. В отличие от мужа мне завтра рано вставать, чтобы успеть на утренний поезд до Ильцена.

И хотя для Йенса по-прежнему принципиально важно, чтобы мы спали в одной постели, я знаю, что раньше 3—4 часов ночи он не придет. Так и будет сидеть у себя в гостиной за компьютером. Большая супружеская кровать с двумя матрасами позволяет нам не соприкасаться телами, когда он ляжет на свою половину. Я проснусь на мгновение, услышав, как он заходит в спальню, покрепче закутаюсь в свое одеяло и отвернусь к стенке. Всю оставшуюся ночь мне придется спать на этом боку, потому что у меня вызывает отвращение мысль дышать его дыханием. Излишне говорить о том, что сплю я исключительно в пижаме.

Иногда, до того как он закончит свои ночные бдения за компьютером, сквозь закрытые двери я, внезапно проснувшись, слышу, что он с кем-то разговаривает. Это явно не мама, слишком поздно. Разговаривает в расчете на то, что я уже сплю, и это пугает меня. Я выхожу из спальни и разговор сразу же прекращается. Иду с сигаретами через гостиную на балкон и вижу, как Йенс, не ожидавший моего появления, быстро сворачивает экран дисплея. Он поворачивается ко мне с лучезарной невинной улыбкой:

– Что случилось, шаци (дорогая)?

– Ничего, я просто захотела в туалет, а теперь хочу покурить.

Я подхватываю с софы плед и кутаюсь в него на ходу. Все-таки на улице уже осень.

Он идет вслед за мной, на ходу распечатывая свою сигару, и несет какую-то отвлекающую ерунду по поводу погоды и бессонницы.

– Кальт (холодно).– говорит он поеживаясь, но продолжает стоять на балконе в халате и тапках на босу ногу.– А почему ты не спишь?

Он проверяет по моим репликам, не слышала ли я его разговоров, что именно я слышала и не от этого ли я проснулась. Но я уже давно знаю, как себя надо вести с этим человеком.

– Почему не сплю? Я спала, только вот выпила много кофе перед сном. Пришлось вставать в уборную.

Говорю безмятежно и естественно. Я ничем не выдаю себя, и Йенс успокаивается.

– Ладно, пойду попробую снова заснуть, – зеваю я и топаю назад в спальню. Еще несколько минут я размышляю о том, с кем Йенс мог разговаривать посреди ночи, но потом проваливаюсь в сон уже до утра.

Он действительно следит за мной. У меня не паранойя.

Поначалу он вскакивал даже по утрам, когда я собиралась в школу, чтобы наблюдать за мной. Даже несмотря на то, что он ложится спать в 3—4 часа ночи, ему было не лень подниматься вместе со мной в 7 утра. Вот и сегодня, почесываясь и позевывая, стеная как ему хочется спать, он натягивает растянутые треники и футболку и идет за мной в гостиную. Там он сидит бесцельно в своем компьютерном кресле, пялясь на то, как я одеваюсь и крашусь. Конечно, он не забывает при этом отпустить какое-нибудь замечание типа:

– Русская фрау! – смешок.

Я делаю вид, что не понимаю, хотя мне ясно, что он намекает на то, как тщательно я наношу косметику на лицо и что так, по его мнению, делают только русские женщины. Он повторяет эту «шутку» из раза в раз, так что она уже завязла у меня в зубах.