— Я не хочу… мамочка!
— Кирилл, да усыпи ты ее уже! Работать мешает, – улавливаю чей-то раздраженный голос. Кажется, я уже слышала его. Когда делала рентген. Этот тот самый пожилой врач. Климнюк, кажется.
— Нельзя, у нее сердце слабое. Перебои все время. Я и так уже лошадиную дозу ввел. Ромашкина, так чувствуешь что-то?
— Где?
Кажется, он как-то проверяет мою чувствительность, однако я вообще ничего не ощущаю.
— Понял. Хорошо.
Устало прикрываю глаза, но понимаю, что спать все равно совсем не хочу.
Слышу, как тикает слева мой пульс. Быстрый, как у мышки. На пальце какая-то прищепка установлена.
В руке капает прозрачная капельница. Раз. Два. Три.
Становится не по себе. Операция кажется вечной, хотя мне вроде уже лучше. Наверняка там ничего страшного нет. Ох, сколько же новых движений я теперь пропущу, подумать страшно. А вдруг... вдруг вообще не поступлю в академию в этом году?
Холодок проходит по спине. Ой, нет. Даже думать об этом не смею. Я стану известной балериной. Обязательно стану.
Открываю глаза, смотрю вверх, но теперь не вижу этого доктора в синей шапке и маске. Его нет рядом, нет!
Мгновенно становится страшно. Он ушел, а значит, что-то идет не так. Точно не так!
— Кирилл Александрович, где вы, где вы?! – мой голос эхом разносится на всю операционную. Кажется, я кричу. Громко. С надрывом.
Сердце учащает ритм, и я немного успокаиваюсь только тогда, когда через несколько секунд снова вижу этого врача перед собой.
— Я тут. Чего ты кричишь?
— Побудьте рядом. Пожалуйста! Не уходите.
Не знаю, когда успеваю столько наглости набраться, но почему-то мне спокойнее, когда он со мной. Чисто интуитивно хочется верить, что тот, кто без зазрения совести загонял сегодня мне иглу в позвоночник, сможет контролировать ситуацию сейчас.
— Я и был здесь. Ты просто снова уснула. Операция еще идет.
— А как там, внизу… я прикрыта? Никто меня не видит?
— Видит, конечно.
В душе все леденеет. Я, в общем-то, не планировала показывать себя во всей красе чужим мужикам. Господи.
— Что?! Я что, голая? Нет, все! Дайте мне встать. У меня уже ничего не болит! Все прошло, прошло!
***
Слезы подбираются к глазам. Такого стыда я еще ни разу в жизни не испытывала. Благо все мои выступления на балете проходили в костюмах, ничего лишнего никто никогда не видел. А сейчас на меня смотрят как минимум трое взрослых мужчин. Голую. Совсем голую. Ох, мамочки.
Всхлипываю. Начинаю рыдать в голос.
— Не-ет, не надо!
— Спокойно, Ляля. Посмотри на меня.
Слезы стекают по щекам, но я все же ловлю его серьезный взгляд на себе. Строгий. Мужской.
— Ты прикрыта, и то, чего не надо, хирурги не видят. Закрывай глаза. Ты вообще-то должна спать уже третий час как.
Снова на глаза его смотрю. Красивые. Брови черные, широкие, густые. Интересно, а без маски этот врач тоже симпатичен?
Сейчас вообще непонятно, но, судя по голосу, он мужественный.
— Мне не хочется спать. Пожалуйста, посмотрите на мою рану. Там все очень плохо?
— Все нормально сделаем. Шрам один только останется.
— Нет! Я не хочу шрам. Мне и так с парнями не везет. Совсем не везет. А тут еще шрам на ноге. Ну зачем?
Слышу смешок врачей. Это хирурги. Да они что, реально надо мной сейчас смеются?!
— Что? Я что некрасивая? Хоть со шрамом, хоть без него?
Голова как-то гудит, и меня заносит.
Вроде я в сознании, но все равно несу что попало. То ли от стресса, то ли от каких-то препаратов, которые мне ввели.
