Улыбка невольно тронула губы мужчины, и хорошо, что в тот момент он был в маске.
Как ни крути, но эта девушка привлекла его внимание, хоть у него таких пациенток все время и так вагон и маленькая тележка.
Однако все же именно эта девчонка чем-то зацепила глаз. Нет, она ему абсолютно не понравилась как женщина. Скорее удивила своими странными закидонами, невероятной стеснительностью и тем, что болтала просто без умолку почти всю операцию.
У пациентки были длинные темно-русые волосы, серые глаза с черными ресницами и маленький нос. Пухлые розовые губы часто подрагивали, а еще она их прикусывала. От нервов, наверное, практически все время.
Когда анестезию ей делал, Загорский не мог не отметить выпирающие худые позвонки, длинную шею и хрупкие плечи. Она не была истощена, тело явно тренированное. Спорт, танцы, может быть. Уже на операции врач понял, что девочка балерина.
Пациентка то и дело лепетала про сцену, балет и Джульетту, которую собирается играть, что немного раздражало не только Кирилла, но и всю операционную бригаду. Все же лучше работать под музыку или просто в тишине, а не в сопровождении монолога полусонной пациентки, которая мелет черт-те что.
Ляля. Странное имя. Загорский даже не думал, что еще где-то используется, но ее звали именно так, и это имя ей очень подходило. Кукольное лицо, хрупкое тело, тонкий нежный голос.
Мужчина был первоклассным врачом и работал в этой клинике уже седьмой год подряд. Начиная практически с нуля, он вырос до уважаемой должности и теперь был ведущим анестезиологом-реаниматологом центральной городской клиники, заведующим реанимации.
Проводя до сорока операций в месяц, Кирилл чертовски уставал, но ему нравилась его работа. Пациентов было много и разных, но куколка эта явно выделялась из серой массы.
И пусть за нее в тот момент говорили введенные препараты, напрочь развязав язык, Загорского позабавила эта еще не растраченная юная прямота и непосредственность.
***
Пациентка наконец уснула и перестала лепетать о своем обожаемом балете, отчего мы с Артемом выдохнули.
— Как там пульс?
— Уже лучше, но сердце все равно барахлит. Больше нельзя. И так добавлял дважды, ее вообще не брало. Странная реакция у нее.
— Да не надо больше. Я все уже.
— Закончил?
— Да. Последний узел вяжу. Готово.
Обхожу и смотрю на зашитую рану. Не очень большой шрам, шов аккуратный.
— Красота. Ювелирная работа.
— Если бы она не дергалась еще все время, лучше бы получилось.
— Да я не пойму, чего ее все время не брало. Такая мелкая. Хоть бы сорок килограмм было. Да и сердце слабое. Ты же видел, как плясало.
— Видел.
Смотрю на пациентку. Спит. Наркоз еще действует. Больше не дергается, не ревет и не болтает без умолку. Странно, что ж такое с ней. Реально не действовал препарат или что? Балерина, блядь, но рисковать не стану.
Артем еще полчаса гипсует ей ногу, накладывая фиксирующую лангету.
— Все. Теперь готово.
— Артем, давай пока ее ко мне в реанимацию на сутки. Операция внеплановая, пусть там переночует. Мало ли что.
— Поехали.
Операция длилась пять часов. Дольше, чем предполагали, но Климнюк вышел довольным, а значит, сделал все, что мог.
Перекладываем пациентку с операционного стола на каталку. Осторожно подхватываю ее на руки, придерживая за шею и поясницу. Артем помогает ноги взять. Легкая, невесомая почти что. Точно нет тут никаких пятидесяти килограмм. Сорок два максимум. Голодает, что ли, балерина, мать ее.
