Ей хотелось коснуться его. Даже лизнуть это кольцо. Почувствовать его металлический холодок на своем теле.
– Я думала, вы уже ушли.
С высоты лестничной площадки она наблюдала, как он неспешно удаляется. Было еще рано, несколько часов до его встречи с миссис Энглвуд. Но когда Фиц завернул за угол, он поднял свою прогулочную трость и описал ею полный круг в воздухе. С его стороны это было равносильно тому, как другой на его месте вдруг сплясал бы на улице.
– Я вспомнил, что буду сегодня проходить мимо книжной лавки Хатчарда, – сказал он. – Не хотите ли, чтобы я проверил, пришел ли уже ваш заказ?
– Очень любезно с вашей стороны, но, несомненно, вам предстоит напряженный день и…
– Значит, договорились. Я непременно забегу к букинисту.
– Благодарю вас, – пробормотала она.
– Рад сделать вам приятное, – ответил он с улыбкой.
Милли упомянула как-то на днях, что сделала специальный заказ в лавке Хатчарда. То, что муж помнил об этом и предложил проверить, могло бы снова ее взволновать – она приняла бы это за еще один знак их возрастающего сближения.
Сегодня же его предупредительность означала лишь то, что сам он был безмерно счастлив в предвкушении встречи со своей возлюбленной. Он просто сиял от радости, молодой, блестящий, светящийся изнутри вновь возродившимися надеждами и пробудившимися мечтами. И каждый обездоленный на его пути – включая ее – мог рассчитывать на удвоенную щедрость и доброту.
Фиц повернулся, чтобы уйти, но остановился.
– Чуть не забыл: вы должны внимательнее относиться к употреблению соли – вы так пересолили свой омлет, что он сохранится до следующей недели.
И затем он ушел, оставив ее в саду одну.
Фиц стоял перед домом Изабелл.
Он думал, что научился сохранять хладнокровие, но едва мог дышать под градом обрушившихся на него неуправляемых эмоций. Жизнь дает ему еще один шанс – не многим выпадает такая благодать. И еще меньшему числу счастливцев предоставляется возможность ухватиться за него обеими руками.
Страх и надежда боролись в его душе. Так много лет прошло. Он изменился. Она, должно быть, тоже. Найдут ли они хотя бы что сказать друг другу, когда встретятся лицом к лицу?
Он позвонил в дверь. Служанка в большом белом чепце и длинном белом фартуке открыла дверь, взяла его визитную карточку и пригласила следовать за ней в дом. Однако он остановился в холле, почти пустом, за исключением прямоугольного зеркала и узкого столика под ним. На столике стоял серебряный поднос для визитных карточек. Рядом с ним – легко узнаваемая фотография.
У него была точно такая же фотография, хранившаяся где-то в недрах его гардеробной. Ее сделали в конце его первого визита в Пелем-Хаус. Леди в пышных воскресных платьях сидели в первом ряду. Джентльмены с важным видом стояли позади них. Сам он выглядел невероятно юным. Изабелл сидела необычайно скромно, чинно сложив руки на коленях.
– Я всегда держу эту фотографию при себе, – произнес знакомый голос. – Это единственная ваша фотография, которая у меня есть.
Он поставил фотографию на место и осторожно, медленно обернулся.
Изабелл.
Она оказалась выше и стройнее, чем он помнил, – и, разумеется, уже не восемнадцатилетней. Черты лица посуровели. Линия подбородка стала тверже. Кожа туго обтягивала скулы.
Но резко очерченное лицо ее оставалось все таким же гордым. Его обрамляли все те же черные волосы, отливающие синевой. И огонь в ее ясных глазах не угас. И по силе этого пламенного взгляда он узнал Изабелл Пелем давно минувших лет.
