– Не зацикливайся на ней. Это только усложняет…
– Как я могу не зацикливаться на ней?! – Брайен пнул очередной стул. Его сердце полыхало из-за одного имени, мозг плавился из-за мыслей о ней. Чувства росли, поглощали его, и он не мог бороться с ними, хотя отчаянно старался. Он знал, что для достижения поставленных целей ему нужно обмануть себя и заставить охладеть к ней. Но это было сильнее его. – Я люблю ее.
– Я знаю.
– Сейчас все по-другому. Любовь стала… еще глубже, крепче. Я люблю и ребенка, хотя он даже не родился. Это дает мне сил, чтобы бороться, но одновременно убивает.
Брайен выдохнул, угомонил агрессию и взял себя в руки. Он повернулся к Ребекке, заметил, что взгляд ее стал пустым, что она растворилась в собственных мыслях и перестала реагировать на него. Она слегка скрючилась, ее руки сжались в кулаки, и длинные, идеально подпиленные ногти врезались в тонкую кожу, оставив четкие полосы. Именно колющее ощущение в руке помогло ей прийти в себя и услышать озадаченный голос Брайена, зовущий ее.
Не поднимая головы, она сказала с обидой:
– Я, конечно, все понимаю, но это не твой единственный ребенок. – Она покосилась в сторону друга: – Твой сын или дочь сейчас для всех в правительстве, как кусок плоти с огромным потенциалом, и его никто не любит. Ты прекрасно помнишь, что делали с нами в детстве, представь, что будет с этим ребенком? С твоим ребенком, Брайен. С моим!
Ребекка вскочила, не находя себе места от боли и не понимая, как прекратить это ужасное ощущение в груди. Оно усилилось с момента, когда стало известно о беременности Авроры, и сейчас, кажется, достигло своего апогея. Темная не могла, да и не хотела себе или другим объяснять природу того, что разрывало ее на мелкие кусочки.
– Ты ни слова не сказал, что будешь бороться и за него! А я… одна я ничего не смогу!
Она почувствовала, как по щекам потекли ненавистные слезы, но с остервенением, вытерла их, не щадя свою нежную кожу.
Брайен поймал ее за запястья, развел руки в стороны и вынудил посмотреть на него. Она неровно дышала, кусала губы, чтобы не выдать какой-нибудь писк или всхлип. Ресницы ее слиплись, тушь черными полосами стекла к подбородку.
– Я не плачу, – заверила Ребекка, желая создать иллюзию своей силы и непробиваемости. Она думала о ребенке, о материнстве, когда была одна, считала это интимным. И, несмотря на то, что ее самый близкий друг являлся отцом, она не хотела обсуждать все с ним, потому что он, в свою очередь, никогда не делился своими мыслями на этот счет.
– Прости, – просто сказал Брайен.
– Нет, я все понимаю. – Она вырвала руки из его ладоней и отошла в сторону. – Я вижу, как ты ее любишь. И ее ребенок не результат тупого, насильного спаривания.
Брайен видел Ребекку в разных состояниях, но в последнее время она совсем перестала походить на ту, которой старалась быть по статусу. Она проявляла больше эмоций, в порыве чувств делилась истинными тревогами. В этот раз она вновь не сдержалась. И, если бы не столь щепетильная тема, Брайен обязательно нашел бы подход, но ему было неловко. Как тогда, когда он напрочь забыл о том, что между ними вообще что-то было.
– Я не говорю о том, что ты должен принять и своего первого ребенка. Он для тебя чужой, ты его никогда не хотел. Понимаю тебя, потому что тоже его не хотела.
– Раньше. А сейчас он тебе нужен. – В знак согласия Ребекка почти незаметно кивнула. – На самом деле я думал о нем, даже хотел спросить у Правителя, мальчик это или девочка. Но было известно только то, что ребенок получился удачным по критериям темного мира. Вероятно, он станет избранным, как мы с тобой. Он пройдет через ад, но точно будет жить, а что касается нашего с Авророй ребенка… – Брайен выдохнул, и внутренности его сжались только от мимолетно проскользнувшего в голове видения с Авророй. – Я не могу с уверенностью говорить о том, что все сложится наилучшим образом.
