Ковров стоял на платформе, пока красные тормозные фонарики последнего вагона не затерялись среди десятков других железнодорожных светлячков. Навстречу ему от вокзала в сопровождении носильщика поспешал доктор – пожилой усатый толстяк в наспех надетом халате.
– Я доктор! – сообщил он, подбегая. – Извините, задержался! Что случилось?
– То, что случилось, в шестом вагоне уехало! – зло ответил Ковров и пошел дальше, не оборачиваясь.
* * *
«Крайслер Империал» пронесся через КПП Тушинского аэродрома. Часовые с винтовками, не останавливая машину, дружно отдали честь. «Крайслер» вырулил прямо к стоянке самолетов.
– Какой заправлен? – спросил Ковров у подбежавшего техника.
– Все готовы, товарищ Ковров! – отрапортовал техник.
– На этом полечу, – ткнул Ковров в «Спарку» И-129[22]. – Шлем дай!
Техник забрался по крылу к уже сидевшему в кабине Коврову, протянул ему шлем и планшет с картами.
– Спасибо, – поблагодарил Ковров. – Заводи!
– А полетное задание, товарищ Ковров? – напомнил техник.
– Вот тебе полетное задание, – Ковров сунул в руки технику какую-то бумагу.
Техник несколько раз прокрутил винт, услышал заветное «от винта!», проводил взглядом вознесшийся истребитель и развернул бумагу с полетным заданием.
На бумаге значилось «Свидетельство о регистрации брака».
Паровоз медленно подкатил к зданию Московского вокзала в городе Ленинграде и замер, тяжело дыша после длинного перегона. Галина, сопровождаемая интендантом третьего ранга, вышла в тамбур и остановилась как громом пораженная.
У вагона с букетом цветов стоял улыбающийся, свежевыбритый, с заклеенным кусочком газеты порезом на лице Герой Советского Союза Анатолий Ковров.
– У тебя вчера были таинственные, хитрые глаза, – сказала Галина, прислонившись к стенке тамбура.
– Не напирайте, товарищи! Не напирайте! Подождите! – остановил пытавшихся выйти пассажиров начальник поезда.
– Я буду работать над собой, – пообещал Ковров, – буду учиться актерству.
– Не актерству, актерскому мастерству, – поправила его Галина, – и у тебя не получится. Ты никогда не научишься врать! – убежденно сказала она. – Господи, как же я люблю тебя! – заплакала Галя.
– Что же ты все время плачешь? – изумился Ковров. – Люди подумают, что я тебя обижаю.
– Не подумают, товарищ Ковров! – подал голос начальник поезда.
Ковров посмотрел на его растянутую умилением харю и подумал, что, наверное, начальник прав.
Они завтракали в ресторане гостиницы «Европейская». Ресторан был воплощением дореволюционной роскоши, и Галина, которая никогда в жизни не была в Ленинграде, а уж тем более в такой гостинице, где останавливались только известные всей стране люди и богатые иностранцы, не могла насмотреться на позолоченную лепнину, расписной потолок, массивные, красного камня колонны и на вышколенных еще при капитализме официантов.
– Нравится? – подмигнул ей Ковров.
– Красиво, – согласилась Галина и добавила: – Роскошно.
– Так всю жизнь не будет, – предупредил Анатолий. – Я военный. Сегодня здесь… – он обвел рукою пространство вокруг себя, – а завтра в такую дыру послать могут…
– Я знаю, – улыбнулась Галина, – не волнуйся ни о чем! Театры есть везде. Советская власть каждый месяц открывает по театру. У нас вывесили объявление о наборе актеров во вновь созданный театр в Саранске. А я даже не знаю, где это.
– На Волге, – просветил жену Ковров. – Столица Мордовской автономной республики. Тысяч сто пятьдесят населения.
