– Мне надо рассказать о себе… – вновь начала Галина, – ты ведь ничего не знаешь обо мне…
– О себе в поезде расскажешь… когда в вагон сядем, – прервал ее Ковров.
Галя заплакала.
– Что с тобой? – испугался Анатолий.
Силы человеческие не беспредельны… эту простенькую истину Галя ощутила сейчас на платформе Ленинградского вокзала. Все страшные события последних суток соединились вместе, и у нее подкосились ноги.
Ковров подхватил ее, дотащил до тележки, опершись о которую скучал ее хозяин – грузчик в белом переднике с огромной бляхой на груди; осторожно посадил на тележку.
– Что? – Он обнял ее лицо ладонями. – Тебе плохо? Почему? Я тебя обидел?
– Никто меня не обидел, – призналась Галина. – Мне просто страшно. Я боюсь.
– Чего ты боишься, любимая? – Он поцеловал ее. – Я не понимаю!
– Я боюсь, что все это кончится, – призналась Галина.
– Почему? – удивился Ковров.
– Потому что так не бывает, – убежденно ответила Галина.
– Бывает, – спокойно ответил Ковров. – Бывает и будет.
– Товарищ, – осторожно напомнил о себе носильщик, – за врачом сбегать?
– Что? – не понял Ковров – Да, окажи любезность.
Носильщик, топая сапогами, побежал к вокзалу.
– Что случилось? – сунулась к ним строгая женщина в кожаном пальто и берете. – Девушке плохо?
– Нет, – улыбнулась Галина, – мне как раз хорошо.
– Бледная, – разглядела женщина, – нашатырь ей дайте.
– Я буду охранять нас, – вдруг решила Галина, – нашу любовь, нашу семью. Мне это счастье не по заслугам, поэтому я буду относиться к нему трепетно и осторожно.
– Хорошо, – быстро согласился озадаченный Анатолий. – Сейчас врач будет.
– Я поеду в Ленинград одна, – Галина начала подниматься с тележки.
– Почему? – как-то по-детски расстроился Ковров. – Я не могу тебя одну отпустить.
Она встала при помощи Анатолия.
– Я поеду одна, – упрямо повторила Галя. – Не возражай мне. Я так решила.
Посмотрев на мужа, она поняла, что нужно объясниться:
– Я уже была замужем… недолго, правда… я привела его домой и сказала маме: «Это мой муж», а через неделю мы расстались, даже расписаться не успели… понимаешь?
– Понимаю, – согласился Ковров, но было видно по обиженному детскому лицу, что не понимает.
– Мне надо поговорить с мамой… так, боюсь, она не поймет… не примет. Когда поговорю, сообщу тебе, и ты приедешь, – уговаривала Галина.
– Чай, товарищ Ковров! – отдавая честь свободной рукой, доложил интендант третьего ранга.
– Ты его чего, из паровоза наливал? – поднимая стакан, спросил Ковров.
– Шутка? – хихикнул Никифоров.
– Шутка, – подтвердил Ковров. Он отпил глоток, обжегся, вернул стакан испугавшемуся коменданту и сказал: – За чай спасибо. У меня к тебе просьба, товарищ Никифоров…
– Слушаю, – напрягся начальник поезда, отдавая стаканы с чаем проводнику и извлекая из кармана тужурки блокнот с надписью «Красная стрела».
– Доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть – мою жену! – очень серьезно говорил Ковров. – Довези ее до колыбели трех революций быстро и без происшествий.
– Не сомневайтесь, – заверил начальник поезда.
– У вас нашатырный спирт есть? – вспомнил Ковров.
– Найдем! – опять заверил начальник поезда.
– Давай прощаться? – спросил Анатолий. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – тревожно сказала Галя.
Дежурный по вокзалу засвистел в серебряный свисток, замахал фонарем. Засвистели проводники, выставив для обозрения желтые флажки, загудел паровоз, выпустил огромное облако пара, и поезд поехал.
