Пройдясь под окнами своей любовницы, жившей на шестом этаже, Бобков посмотрел на три ее окна, выходившие во двор, – свет во всех трех окнах ее квартиры горел. По их условленному сигналу это значило, что муж уже уехал на смену. Бобков еще с пять минут походил по двору, потом посидел на лавочке для верности, положив на колени полиэтиленовый пакет с шампанским и конфетами и ожидая когда отвалят от входной двери в нинкин подъезд две заболтавшиеся бабы.
Но вот бабы разошлись, – одна из них вошла в этот подъезд, а другая потащилась в соседний. Выждав еще некоторое время Бобков подошел к входной двери в подъезд и набрал на табло домофона код нинкиной квартиры. Услышав низкий грубоватый голос своей любовницы: «Кто там?» – Бобков по условленному знаку спросил:
– Извините, это дом двадцать шесть корпус два?
На это ответа не последовало, – Нинка просто нажала кнопку домофона, открыла подъездный замок и впустила любовника в подъезд – как это обычно бывало.
Он поднялся на шестой этаж, – лифтом в целях конспирации Бобков не пользовался, – постоял и только после этого постучал условленным стуком – два обычных стука, а последний – двойной, дробный, – электрический звонок в квартире кузнеца не работал.
Дверь тотчас же отворилась, и любовница впустила своего дружка.
– Ты чего так поздно, Аркаш? Он уже давно ушел…
– Пешком к тебе топал, аж задубел весь, автобусов почти час не было…
– Ну, проходи в комнату, я сейчас…
Бобков проследовал в комнату, сел в кресло и сразу же стал открывать шампанское, а его любовница – грудастая, пышнотелая бабенка – прошла в кухню собирать чего-нибудь на стол.
Однако, не прошло и четверти часа, только они устроились каждый в своем кресле у журнального столика, напротив телевизора, не успели даже шампанское по бокалам разлить, как вдруг в дверь застучали. Бобков вопросительно вскинул брови и посмотрел на побледневшую Нинку, у которой округлились глаза.
– Это муж, – со страхом и изумлением прошептала она. – Это он вернулся… С какой бы это стати?
– Откуда ты знаешь?
– Только он так ладошкой в дверь стучит, больше некому… Давай скорее на балкон!
Бобков быстро вскочил с кресла, шагнул к балконной двери, отодвинул портьеру, открыл балконную дверь и вышел на балкон. Нинка сунула открытую бутылку за кресло, мигом убрала в сервант бокалы, смела в руку со стола блестящую обертку от бутылки вместе с пробкой, сунула все это в карман халата, а затем тихонько, на цыпочках, стараясь не скрипнуть половицами, потащила тарелки с закусками обратно в кухню.
В дверь застучали еще нетерпеливее.
Сунув тарелки в холодильник, она также на цыпочках перебралась из кухни в зал, а затем – на балкон, где ожидал ее ошарашенный от такого неожиданного поворота событий любовник.
– Что будем делать? – спросил он.
С мучительным выражением лица, ломая руки, Нинка прошептала:
– Аркашенька, миленький, больше делать нечего, спустись, ради бога, по балкону на нижний этаж, иначе он нас обоих убьет! Он же ревнивый – ужас!
– Да ты что, шутишь? – в изумлении прошептал любовник.
Он глянул вниз и обомлел – если сорвешься, убьешься ведь точно, бесповоротно. И хотя балкон нижнего этажа был рядом и, вытянувшись, можно было, держась руками за балконные прутья, достать ногами до перил нижнего балкона, но он не акробат и не каскадер, чтобы совершать такие трюки.
– А что делать, Аркашенька? Умоляю тебя, миленький, спустись, он же нас просто задушит!
