Люди былой империи (сборник) - страница 10

(Недавно я схоронил Михаила Николаевича Шелобнёва в его родном Екатеринбурге. Душа не выдержала боевых служб, долгих скитаний по Северу, от Мурманска до Диксона, бездомной и безденежной жизни бывшего блестящего офицера ВМФ СССР. Мир праху его!).

Вову Иванова знали как Ефимовича, а потом выяснилось, что он по отцу, кап-три из Севастополя, и вовсе Кац. Что, интересно, он чувствовал, когда капитан-лейтенантом в составе Средиземноморской эскадры циркулировал у песчаных берегов Синайского полуострова?

Еду по Москве с бардом Мишей Кочетковым, поезд ломается, и мы выходим на Третьяковской. Ждём следующего минут пять. В центре зала появляется кап-лей в шинели под руку с высокой статной дамой, смотрит в упор, бросает даму, кидается ко мне. Мы обнимаемся – прошло почти десять лет! Мишка, коренной москвич, потрясён: в муравьином мегаполисе два человека, разбросанные от Ростова до Владивостока, встретились в метро!

Толик Водянников и Андрюша Денисов уже год учились в Военно-политической академии. Там же болтался и толстый Лёня Марченко. В общаге живут семейно, как в военном городке. Накрыли стол, приняли по одной-другой, попели, и я приватным образом побеседовал с Толиком, уже дважды объехавшим земной шар внутри плавучего гроба с музыкой и ракетами водоизмещением двадцать тысяч тонн. За год он дышал свежим воздухом всего три раза, и один из них на Северном полюсе.

– Ну что, – говорю, – замполит, колись! Нужны вы на флоте, или прав был я, когда предлагал демонтировать партполитаппарат?

– Честно скажу, – ответил порозовевший Толик, – нужны мы там, как в бане пассатижи, но вот лично мы с Андрюхой лямку тянем честно. По крайней мере сопли матросам утираем от души. И вахтим, как положено, научились. А так-то, конечно… – И задумался, повесив пшеничный ус на грудь колесом.

– Да, – встрепенулся Толик, – видел я Лёню Пьяныха в Ленинграде, на базе. Идёт под газом, но не шатается, увидел, полез целоваться, а потом рассказывает: «бл…, только что с народной артисткой познакомился в кабаке, к ней домой поехали, с собой прихватили, то да сё, цветы подарил, стихи читаю, потом я её у койку, а она ни в какую! Я и так и эдак, уламываю, чуть не на колени встал, а она – нельзя, и все! Месячные у неё». Я ему говорю: а ты другие варианты не пробовал? А Лёня: «ты что, она же народная артистка!». Ну и дурак, говорю.

– А Сапега погиб, слышал? На тральщике в Читтагонге попал на мины. Самое обидное, что когда его контузило, то он упал за борт, потерял сознание и захлебнулся. Вот тебе и ватерполо! (Двухметроворостый Вацлав Сапега был капитаном училищной команды ватерполистов).

– Бог дал, Бог взял. Давай наших ребят помянем.

Мы встали. Мишка, тогда ещё зелёный студент, оттопырил локоть, изображая гусара. Он уже успел понравиться всем своими залихватскими еврейско-одесско-сказочно-городскими песнями.

– Отставить, – строго сказал Андрюша, – не в кабаке. Просто выпьем и помолчим.

Выпьем и помолчим, дорогой читатель.

Вид на Севастополь с высоты птичьего полета. Куриная пристань. Перед Крымской войной здесь стояли склады провианта, которые привлекали сюда множество кур.

Штурманский сон более всего похож на кошмары Сальвадора Дали. Время плоскими часами свисает со стола и сухой ветки на фоне жёлтых гор, впадающих в синий залив. Ты командуешь сухогрузом, или яхтой, или противолодочным кораблём, и при подходе к причальной стенке плавно продолжаешь движение – непостижимым образом прямо на рваные бревна, чёрные кранцы, ржавые цепи, журавли портовых кранов, на пустынный асфальт набережной и дальше, по уходящей круто вверх узкой щербатой улице, и вплываешь слоном в посудной лавке в центр, на площадь с бетонным фонтаном, где опять же ты стоишь на деревянной эстраде перед несколькотысячной толпой, один, с гитарой, забыв слова, и замены нет, как и в рубке, где с ужасом и восторгом ты дёргаешь бесполезные рукоятки назад, на самый полный назад, а судно или корабль так же плавно и невозмутимо, не примяв и травинки, вне воли командира и штурмана, идёт по сухой городской земле.