На следующее утро.
Ещё до первых петухов я и Барель с инспекцией наведались к охранявшим амбар служивым. Двое спали, один делал вид, что дежурит, обсуждая что-то с моим личным «оруженосцем» Роланом.
– Староста Людвиг, – в полупоклоне приветствовали меня воины.
– Надеюсь, вы выспались, господин? – поинтересовался Бэгский, что наверняка слышал всю ту женскую ругань, начавшуюся между сёстрами после того, как я назначил старшую главной в трактире. Естественно, средняя не полезла выяснять отношения со мной или при мне, но, вытянув на улицу сестру, всё и с радостью той высказала, в очередной раз обвинив грудастую в попытке разрушить её жизнь. Холодная война уже давно шла между девушками, одна из которых являлась «надеждой» покойного папаши, а вторая «подстилкой», недостойной и права жить в одном доме с людьми. Из слов Марьям, всё тот же покойный староста был достоин куда более лютой смерти вместе с теми, кто его обеляет и защищает. Старый выродок, подкладывавший дочь под путников, любил и сам побаловаться с «кровинушкой», зная, что ни одна из баб, живших при его доме, никогда не посмеет открыть против него рта.
«Вот же… И зачем я об этом вновь вспомнил?»
– Спал, как убитый, – ответил я, перейдя к подсчётам заготовленных нами на продажу товаров.
Пара мешков муки ржаной, пара мешков просо, мешок картошки, у нас не выращиваемой, а значит, из бандитских остатков. Капуста, проклятая редька, будь она не лада, горох, морковь и свёкла. Также тут стояли кувшины с немногочисленным вином, кувшины топлёного свиного жира, бочки с дешманской брагой в числе семи штук ну и, конечно же, подвешенным красовалось свежее мясо и рыба. Рыба у нас сейчас являлась товаром избыточным. После хорошего улова я как староста, обязанный платить оброк, с радостью обменял у местных излишки речных трофеев на их мелкие запасы старых грабель, вил, черенков для них, посуды и всего, что только те могли мне предложить. В итоге обменяв часть добытого за рыбу барахла на мясо, а за другую часть доплатив из собственного кармана, позаботился о том, чтобы сегодня из моей таверны доносились приятные запахи жаренного с картошкой, а также варённого с капустой мяса, которым местные могли себя побаловать разве что в праздники. Уверен, многие преуспевшие в полях и на базаре трудяги не смогут отказать себе в законном праве вкусно пообедать, а также выпить кружку-другую той же браги.
Конечно, помимо рыбы и свинины, у нас была ещё пара забитых и живых уток, кур, выводки цыплят и гусят, яйца, небольшие запасы масла и молока. Местные бабы, на чьих плечах остались коровы да козы, с небывалым интересом отнеслись к моему предложению о возможности поторговать. Ведь до этого, согласно обычаям, именно мужчины ездили в соседние деревни закупаться и уж совсем редко торговали в самой Искре. «Не женское это дело», – стеснительно говорили те, но стоило мне лишь оставить их наедине с дочерями, как уже спустя час-другой те сами, разыскивая меня, прибегали, соглашаясь и спрашивая совета.
Давать деревенских в обиду не собирался. Подкинув пару советов, сказал тем в крайнем случае звать стражу или меня, поскольку кто его знает, как наши приезжие гости будут общаться с бабами у прилавков. Также не забыл и упомянуть о количестве мест в таверне и о том, что отдыхавшие там могут искать. Раскрасневшиеся бабы, поохав, никак на мои последние слова не отреагировали, но по улыбкам некоторых беззубых молодок понял, моя мысль до их средневековых головок всё же дошла.
