Лютый. Я тебя помню - страница 14
- Рамиль… Ринатович. Ну, что же вы так меня обижаете? – голос Людочки дрожит, но она владеет эмоциями в совершенстве и ставит передо мной тарелку с отбивной и овощами, - ваша сестра наказала приготовить сытный обед, и я очень старалась. Сейчас принесу горчичный соус и тыквенный сок.
Она медленно разворачивается и идет к двери, плавно покачивая бедрами. Я смотрю на ее туго обтянутый зад и чувствую, как всё внутри распирает от злости.
- Ты еще пюре грушевое принеси! – рычу под нос и с трудом сдерживаюсь, чтобы не запустить в проем двери что-нибудь тяжелое. Вместо этого просто откидываюсь на спинку кресла и смотрю на аккуратный зеленый газон.
После месяца, проведенного в затворничестве в спальне, я, наконец, не выдержал и выбрался на веранду. Зря. Чириканье птичек, все эти запахи, жара, да и вообще – лето – всё дико раздражает. Что там Светка говорила? Нужно каждый день делать зарядку на турниках (она с Серегой даже целый комплекс соорудила на заднем дворе), много читать, тренировать память, хорошо есть, и бла-бла-бла.
Она уверена, что уже через полгода я встану на ноги и вспомню всё до мельчайших деталей. Ага, конечно, вспомню. Единственное, что я четко помню, это слова профессора из Швейцарии, который сначала долго теребил свои очки и жевал губы, а потом выдал: «случай не простой. После ранения повредился не только опорно-двигательный аппарат, но и отдел в головном мозге, отвечающий за определенные воспоминания. Шанс, что все восстановится – мал, но он есть».
Вот так. Опорно двигательный аппарат и отдел в головном мозге. Самое хреновое то, что я вроде бы всё помню, но не помню ничего. Даже то, что Светка – моя сестра, я узнал от нее, но не вспомнил сам. А там, хрен её знает, так ли оно на самом деле. И Серега – мутный какой-то тип, глаза скользкие, взгляд цепкий. Когда смотрю на него, кулаки самопроизвольно сжимаются, а внутри всё подбирается, как при прыжке. А он муж моей сестренки. Интересно, у нее всегда был такой отвратительный вкус?
Я чувствую, что нахожусь не на своем месте, хотя уверен, что этот дом – мой. Здесь тихо и спокойно. Я бы даже сказал, слишком тихо и спокойно. Но сейчас, в эту минуту, мне кажется, что жизнь утекает сквозь пальцы, а я теряю что-то важное. И это злит еще больше. Достаю пачку сигарет, подкуриваю, затягиваюсь, выпускаю изо рта колечко дыма.
Три года. Почти три года я в полном отрубе. И это, если верить словам Светы.
Возвращается Людочка, и томно ставит передо мной бутылочку с соусом. Поворачивается так, чтобы выставить свое бедро в более соблазнительном ракурсе. Замирает в ожидании. Она даже успела накрасить губы – теперь её рот похож на ярко-красную кляксу. Насколько я знаю, все эти попытки соблазнения делаются неспроста. Многочисленные «девушки», которые побывали в моем доме, вели себя так, будто их клонировали на одном заводе и вложили в голову одну программу.
И даже то, что я инвалид – мало кого смущает. Наоборот, это очень выгодно. По словам сестры – я завидный жених. Красив, богат, имею не только недвижимость и несколько отелей, но и целую цепь прибыльных предприятий в нескольких городах. Вот на этих предприятиях все с нетерпением ждут, когда же я, наконец, приступлю к своим обязанностям и начну всем заправлять. Странно, но меня не тянет быть начальником. Совсем. Кто знает, может, я перегорел, и именно поэтому у меня отшибло память? Хотя, множество шрамов после пулевых ранений говорят о том, что моя прошлая жизнь была очень насыщенной. Вряд ли «прошлый» я хоть как-то был связан с промышленностью и белым бизнесом.