Я ущипнула парня за бок, тот ойкнул и с недоумением посмотрел на меня.
– Не желаешь принимать участие в съемке – уходи отсюда и другим не мешай, – прошипела я.
– Я говорю правду, – тихо ответил студент, – врать некрасиво.
– Супер, – зашептала я, – молодец. Тогда не будешь в обиде, если услышишь правду от меня: ты ведешь себя как идиот.
Родион насупился.
– Все-таки надо прикрыть одежду, – озадачилась Роза, – иначе зритель нас не поймет. Эй, администратор! Миша, сходи скорей в торговый центр у метро, купи…
– У меня есть фартук, – неожиданно сказал Родион и юркнул в свою комнату.
– Прекрасно! – обрадовалась режиссер. – Что ж, начинаем.
– Тесно, – закапризничал оператор Саша.
– Не в первый раз, – остановила его Роза.
– Во! Держи, – запыхавшись, сказал Родя, протягивая Насте пакет.
Девочка быстро вытащила нечто разноцветное, набросила на себя и, встав ко мне спиной, велела:
– Завяжи.
– Отлично получится! – восторгалась Роза. – Все молодцы! Работаем по-зверски!
– Хорошо было бы, если б при этом нам еще по-человечески платили, – ворчливо заметил второй оператор Дима.
– Все, работаем. Мотор, – оповестила Роза. – Настенька идет к шкафу, достает спагетти. Давай, солнышко…
Девочка, стоявшая к нам спиной, повернулась.
– Господи, – ахнула Роза, – это что?
Саша и Дима заржали в голос.
– Отвратительно! – возмутилась Антонина. – Откуда в нашем доме эта гадость?
Я, пытаясь сохранить серьезный вид, смотрела на Настю. Да уж, фартучек просто восторг. Его украшал принт в виде торса голой грудастой тетки, понятия не имеющей о креме, который удаляет растительность. Настя выглядела потрясающе: голова с трогательными косичками, тонкая шея, потом бюст этак пятого размера, пресс с кубиками, пупок, в котором торчит серьга в виде колокольчика, ниже… э… как бы поприличнее это назвать… интимная зона без эпиляции, а потом две ноги, обутые в практичные туфельки на небольшом каблуке. Завязки и окантовка передника были телесного цвета, так что с первого взгляда и не сообразишь, что на девочке фартук.
– Немедленно сними это безобразие! – распорядилась Монахова-старшая.
– Чего не так? – не поняла Настя, которая не видела изображение на ткани.
Я приблизилась к ней, развязала тесемки и стащила с нее «красоту».
– Откуда в нашем доме эта мерзость? – повторила вопрос хозяйка. – Родион!
– Чесслово не знал, что он такой, – на мой взгляд, честно ответил студент. – Мне его Алиска вчера вечером подарила, в пакете. Сказала: «Там прикол, фартук». Я сверток в сумку сунул и забыл о нем. А сейчас вспомнил.
– Отвратительно! – передернулась Антонина. – Не смей дружить с этой девочкой!
– Милая, это всего лишь неумная шутка, – сказал Кирилл. – Напомню тебе первое правило того, кто хочет сделать свою душу здоровой: никого никогда не осуждать. Родион сам должен решить, хочет он тратить свою прану общения на Алису, какую энергию от нее получит взамен, и лишь тогда он поймет, как должен поступить. Это его душа, его жизнь, его путь. Мы можем лишь дать сыну пример. Скажи, милая, ты бы носила такой фартук?
– Нет! – отрезала Антонина.
Кирилл повернулся ко мне.
– А вы, Степа?
– Маловероятно, – улыбнулась я.
Отец взглянул на дочь.
– Настюша, твое мнение?
– Жесть дерьмовская, – высказалась Настя. Но потом, вспомнив про роль хорошей девочки, быстро добавила: – Так говорят девицы, которые передники с гадкими рисунками покупают. А я отвечу: «Нет, папочка, лучше я свою красивую футболочку запачкаю, но никогда-никогда эту пакость не повяжу».
