Мадам, в свою очередь, к этому времени уже отсидела срок за подпольные аборты. После восьмого класса, когда её друга детства Соловья забрали в армию, она поступила в медицинское училище на фельдшерский факультет и проучилась три года. Там она научилась делать аборты во время практики по акушерству и гинекологии в Городской клинической больнице № 1. Тогда она студенткой второго курса. Опыта было явно недостаточно. Но это обстоятельство нисколько её не смущало. Поговорка «Не боги горшки обжигают», как когда-то говаривала её тётка Фёкла, придавала ей чувство фальшивой уверенности. Она брала шестьдесят рублей за аборт. Всё пока обходилось, пока её седьмая клиентка не умерла от маточного кровотечения, которое невозможно было остановить. Она не вызвала скорую помощь. Её случайно увидел официант ресторана, который жил в её доме и возвращался домой поздно, как раз в тот момент, когда она волокла мёртвую пациентку в два часа ночи к контейнеру с помойкой. Он её узнал. На суде она плакала и говорила, что сама клиентка упросила её сделать аборт подпольно, в противном случае бедняга грозилась покончить жизнь самоубийством. Это стало смягчающим обстоятельством. Её отчислили из медицинского училища и дали восемь лет тюрьмы, но она отсидела только пять. Её выпустили за хорошее поведение. Она с радостью присоединилась к Соловью, который к тому времени уже был главарём московской шпаны и правой рукой Барона. Тогда они зачали Полю.
Поговаривали, что предыдущего главаря убили в его собственной квартире. Его предупредили, что если он не перестанет употреблять героин, его уберут. Но привычка брала верх. Ходили слухи, что он знал убийц. Никаких следов борьбы не нашли. В тот день он отпустил своего телохранителя, чья жена рожала. Он открыл дверь, ничего не подозревая, и получил пулю в лоб. До сих пор никому неизвестно, кто его убил. Дело закрыли за отсутствием улик. Поговаривали, что убийцей был скорей всего Соловей, и что районной милиции дали взятку.
В то время Дина Кузьминская включилась в подпольную торговую деятельность и начала продавать платья Мадам Филимоновой «Стюарт». У платьев были воздушные капроновые жабо, которые обладали магическим действием. Они привлекали мужчин, поскольку жабо подчеркивало груди, визуально делая их больше размером, чем они были на самом деле. Это преимущество не прошло не замеченным публикой. Были платья и других покроев, экспериментальных. Надо было изобрести следующий «бестселлер». Одно из них было продано мне со скидкой. Оно до сих пор у меня есть. Материал нисколько не полинял после многочисленных стирок. Платья Филимоновой расхватывали на ходу, поскольку советская индустрия не могла конкурировать с Филимоновской. По словам Филимоновой, советское правительство должно было целовать ей жопу за её изобретательность.
– Я произвожу не платья, а шедевр, – говорила Филимонова.
Каждое платье имело свой уникальный вид, лейбл, было хорошо скроено, выглядело стильно и не нуждалось в глажке. Стоило оно сто двадцать рублей. Большие деньги по тем временам, когда зарплата простого советского гражданина была семьдесят рублей. Легенда о платьях росла. Материал был контрабандный из Финляндии. Его привозили в рулонах на автобусах Хельсинки-Ленинград. Шофёрам автобусов платили рублями, они их тут же пропивали в злачных местечках Ленинграда с другими финскими подданными. После запоя и дебоша, финны кротко садились в автобусы и в одних трусах и носках уезжали домой. Дома они «отходили», следовали сухому закону до следующего туристического рейса в Ленинград.
