Магдалина - страница 12

– А он не мог подшутить? – спросил Валерий, внимательно изучая снимки в холодном белом свете неоновой лампы.

– Кто? – опешил я, – киик-адам?..

– Да этот твой метеоролог… Сидел там в будке между лавинными конусами, пил спирт, один как пень, и вот от тоски, с похмела… Долго ли ямку в песке выкопать?..

– А чабаны! – возмутился я, – а местный учитель-краевед Чикильдинов с группой школьников?!.

– Ну, если чабаны, тогда конечно…

– Ты же сам читал заметки, которые мне присылали, – наседал я, – они его видели, в этом не может быть никакого сомнения… Их свидетельства почти дословно совпадают с описаниями американского сесквоча, полученными со слов лесоруба и охотника Альберта Остмена в начале века…

– Краевед, группа школьников… – задумчиво продолжал Валерий, – может, померещилось со страху?..

– Вот-вот, померещилось! – взорвался я, – всем сразу: Уильяму Ро, шерпу Тенсингу, кинокамере Паттерсона… Особенно кинокамере – вот уж кто страху натерпелся…

– Ну, кино, да еще американское – это, сам понимаешь…

– Что значит: кино?.. – я, конечно, понимал, что Валерий подначивает меня, и отчасти подыгрывал, а отчасти искренне возмущался его ленивым обывательским скептицизмом. Понимал я и то, что этот скептицизм в какой-то мере – поза, потому что, повторяю, Валерий был игрок, и я подавал ему “снежного человека” как ставку в игре мирового масштаба. Кроме того, между нами давно, еще с того момента, когда Валерка вдруг с первого курса психфака перешел в Военно-медицинскую академию, обозначился негласный спор о “смысле жизни”. Я видел его в служении чистой науке, а он, надев курсантские погоны, стал весьма заметно направлять все свои действия к практическому, житейскому интересу.

– Кино, скажешь тоже! – продолжал я с несколько наигранным пафосом, – Кинг-Конг, понимаешь!.. Да ты знаешь, во что обошлась Голливуду эта волосатая кукла?.. В десять миллионов долларов!.. Откуда умерший в нищете Паттерсон мог взять такие деньги?..

– Сам говоришь: умерший в нищете! – усмехнулся Валерий, – все деньги в чучело угрохал, вот и помер в чем мать родила!..

– Да пошел ты знаешь куда!..

– Знаю: к йе-тиной матери!..

Мы расхохотались и вернулись на кухню. Правда, в дверях Валерий успел несколько обнадежить меня, негромко шепнув, что насчет денег он подумает.

ГЛАВА …

Всякий, наверное, испытывал неловкое чувство, обращаясь за помощью к старому и более преуспевшему в жизни приятелю. Но здесь был случай особенный, и для того, чтобы пояснить, в чем заключалось его своеобразие, я чуть отступлю назад, в точку нашего первого с Валеркой пересечения. Надеюсь, что выбранный мной жанр “записок” позволит мне держаться как можно ближе к самому “потоку жизни”, где все события, происшествия, картины, звуки смешиваются воедино, пренебрегая всякими делениями на условной шкале так называемых “ценностей”.

Познакомились мы на физкультурных занятиях в “подготовительной” группе, куда вполне сознательно стремилась и по большей части попадала та часть университетского студенчества, которая относилась ко всякого рода физическим совершенствованиям как к бесплодной и даже несколько жлобской – обывательской – трате как временных, так и личностных ресурсов. Много в этом было и от глупого мальчишеского пижонства, где хорошим тоном почему-то считалось сойти с пятикилометровой лыжной дистанции за ближайшие кусты и, вместо того, чтобы с удовольствием прогуляться по морозу пусть на казенных, но все же вполне сносных лыжах, выкурить три-четыре сигареты в компании таких же бледнолицых и высоколобых интеллектуалов, переламывавшихся пополам от приступа одышки после тридцатиметровой пробежки за трамваем или троллейбусом. Наш физрук, грузный краснолицый дядька из каких-то бывших призеров, при желании, мог бы, конечно, засечь нас за этим занятием, но он тоже не хотел осложнять себе жизнь и, лениво щелкнув секундомером перед последним номером, начинал прикладываться к висящей на поясе фляжке с водкой.