Магдалина - страница 42

Показав Володе на висящую поперек аппарата трубку, я ушел на кухню ставить чайник, и уже оттуда слышал, как он сперва недоуменно мычал в микрофон, а потом вдруг воскликнул: ”Да-да, конечно, какой может быть разговор?!. Какие еще такие извинения?!. Что за вопрос, конечно, найдется!..” Потом он негромко продиктовал наш адрес, положил трубку, вышел на кухню, отыскал окурок в консервной банке над газовой плитой, сунул в пламя горелки обгоревшую спичку, прикурил и сказал:”Понимаешь, старик, тут такое дело… в общем, у меня молодая жена, а тут откуда ни возьмись… ты уж выручи, будь друг, спустись, встреть девушку, потом как-нибудь сочтемся…” Я бодро сказал: нет проблем! – а когда уже стоял в дверях, Володя быстро подошел ко мне и, оглядываясь на дверь, за которой спала его нынешняя теща, приехавшая, чтобы забрать на лето в деревню свою названную внучку Олюшку, прошептал, теребя пальцами подстриженную бородку:”Ты, Андрюша, это… когда вы придете, ты эту девушку к себе, ладно?.. Ненадолго, на одну ночь, а потом я придумаю что-нибудь, а то молодая жена, теща, ну, в общем, сам понимаешь…”

– Да у тебя что, было с ней что-нибудь, что ты так тусуешься? – спросил я.

– Боже упаси! – прошептал Володя, взмахивая руками перед моим лицом, – совершенно случайное знакомство… Керчь, лето, море, виноградник…

– Дама с собачкой?

– Какая дама?.. С какой еще собачкой?.. Девчонка… Смуглянка-молдаванка… Поступать, наверное, приехала – хлопот теперь с ней не оберешься!..

– Ладно, разберемся, – сказал я, – ты только Гарика накорми, молочко я ему согрел, пипетка на подоконнике…

Гарик был слепой полосатый котенок, которого я нашел в помойном баке, когда помогал городским мусорщикам вываливать его в контейнер мусоровоза. Какая-то сволочь упаковала весь выводок в рваный полиэтиленовый мешок, бросила в переполненный бак, но когда его наклонили, мешок упал на асфальт, и оттуда, с трудом поднимая тупую слепую мордочку, выполз скользкий голый кошачий детеныш. Заталкивать котенка к его задохнувшимся в мешке братьям и сестрам у меня не поднялась рука; я принес его домой в дворницкой рукавице и поместил в коробку из-под торта, который принес Валерка в тот день, когда на его плечи легли новенькие лейтенантские погоны. Он же, увидев Гарика, точнее, услышав, как тот пищит, требуя своей капли молока из проколотой и натянутой на пеннициллиновый пузырек пипеточной груши, сказал, что при моей душевной травме – я тогда разводился со своей первой женой – котенок поможет мне обрести душевное равновесие, частично восполняя наносимый разводом ущерб. Я тогда отреагировал довольно резко, высказавшись в том смысле, что ему со стороны легко рассуждать, у него на плечах новенькие погоны, на локте молодая невеста висит, так что остается только шагать по жизни широким строевым шагом, “с тенью своей маршируя в ногу” как писал уже высланный к тому времени из страны Иосиф Бродский. Дарья, то ли машинистка из отдела кадров академии, то ли библиотекарша – точно не помню, да это сейчас и не важно – первый раз пришла тогда с Валеркой ко мне, чтобы повторно, уже в “интимной обстановке”, отметить присвоение своему жениху – я слышал, как она в коридоре говорила по телефону какой-то своей подруге “мы с женихом!” – первого воинского звания. Я видел, как в ответ на мою резкую фразу Дарья поджала губы и слегка подергала Валерку за рукав кителя, но тот только погладил ее наманикюренные пальчики и, чтобы сгладить возникшую неловкость, вытащил из своего новенького казенного “кейса” бутылку сухого вина и стал кулаком вышибать из нее пробку. У него это получалось довольно ловко, несмотря на то, что Дарья при этом кокетливо взвизгивала и говорила, что когда сухое вино открывают таким способом, то оно пенится и становится похожим на дешевое и теплое шампанское. В ту ночь они остались ночевать у меня, а я с Гариком в коробке отправился в комнату к шестилетней Олюшке, которая проснулась, когда я включил бра в изголовье топчана и, потирая ладошками сонные теплые веки, спросила, открылись ли у Гарика глазки.